Александр Фельдберг - Nordic Dads [14 историй о том, как активное отцовство меняет жизнь детей и их родителей]

Занимаются ли девочки чем-то еще помимо садика и школы? Оказывается, Люкка пока нет, а Лана раз в неделю ходит на танцы. А как же спорт?

— Честно говоря, нам не хочется их перегружать. Люкка, например, проводит восемь часов в саду, и я считаю, что в оставшееся время ей полезнее побыть с родителями или погулять с подружками, чем ехать через весь город в спортивную секцию. Кроме того, мне не нравится элемент конкуренции в детском спорте. Мои сыновья, например, начинали заниматься футболом, но ничего не добились. Очень мало кому удается пробиться на самый верх и реализовать свои амбиции.

— Но ведь можно заниматься спортом просто для удовольствия. Мы, например, играем с друзьями в футбол по понедельникам, большинству уже за сорок, какие уж тут амбиции! Но на эти полтора часа забываешь обо всем — только чистый, незамутненный кайф от игры.

— Понимаю. Думаю, это вообще лучший спорт на свете — пожилые мужчины, играющие в футбол! — хохочет Рунoльфур. — Но я убежден, что детей жесткая конкуренция может травмировать.

Когда я спрашиваю Рунольфура, как складываются его отношения с дочерьми жены — Ланой и Эмилией, он несколько раз повторяет: «Мне очень повезло». Повезло, что, когда они с Ауслойг поженились и стали жить вместе, Лане было всего три года. «Она выросла в нашем доме, и у меня было время завоевать ее доверие. Я отношусь к Лане как к собственной дочери. Стараюсь не делать никаких различий между ней и Люккой. Лана — очень хорошая девочка, только слишком много времени проводит в телефоне, и с этим надо что-то делать», — рассказывает Олли. А еще старшая дочь помогает ему с младшей: «Раз в неделю я хожу в бар с друзьями, и Лана остается с Люккой. Мы даже решили платить ей за это, но дело не в деньгах, я не верю в семью как бизнес-проект и в материальное стимулирование детей. Главное, что Лана очень гордится таким ответственным поручением: это дает ей возможность почувствовать себя взрослой».

С Эмилией, старшей дочкой его жены, Рунольфуру повезло дважды. «Во-первых, у нее с самого начала было большое желание принять меня. И это огромная удача, ведь, когда мы познакомились, ей было уже четырнадцать — очень непростой возраст. Во-вторых, Эмилия подружилась с моим младшим сыном Эйни. Наверное, помогло еще и то, что они ровесники. Прошлым и позапрошлым летом они вместе подрабатывали в рыбацкой деревушке на северо-востоке Исландии. В этом году не получилось: Эйни учится на юриста, а Эмилия — на ювелира, и у каждого летом своя профессиональная практика».

— А чем занимаются ваши старшие сыновья?

— Скарпи живет в Эдинбурге и работает барменом, а Стебби — воспитателем в садике, здесь, в Рейкья́вике. Он очень любит детей.

Собственных детей у сыновей Рунольфура пока нет. Придут ли Скарпи, Стебби или Эйви к отцу за советом, когда они появятся? «Думаю, я бы мог много чего полезного посоветовать. Но я не уверен, что они станут меня спрашивать, — отвечает Рунольфур с печальной усмешкой. — Понимаете, у меня с мальчиками хорошие отношения, пару раз в месяц они приходят к нам на бранч, вот как сегодня, регулярно гостят в нашем деревенском доме во Флатейри: прошлое Рождество мы справляли там все вместе. Но мы не так близки, как будем, я надеюсь, с Люккой, когда она вырастет. Это все равно отношения на расстоянии: мы не разговариваем каждый день и не так часто видимся».

— Я заранее прошу прощения за такой вопрос, но случалось ли, что кто-то из сыновей упрекал вас в том, что вы мало ими занимались в детстве?

— Да, — кивает Рунольфур, — такое бывало.

— Удалось ли вам как-то проговорить это и решить проблему?

— Думаю, ни проговорить, ни решить такую проблему невозможно. Но разговаривать об этом надо. И не только разговаривать. Например, прошлой зимой мы со Стебби и Эйви дважды в неделю вместе ходили на йогу. Встречались в семь утра, шли на занятия, потом в сауну, в душ и в полдевятого расходились. Иногда даже не разговаривали. Но важно, что мы делали это вместе, а вместе можно и помолчать. Как я уже говорил, изменить прошлое, к сожалению, нельзя. Но можно работать над сложными отношениями ради будущего.

— Последний вопрос. Что вам и вашей младшей дочери Люкке дал опыт активного отцовства?

— Вряд ли правильно сводить разговор только к фигуре отца. Мы воспитываем дочь вместе с женой, и для Люкки это означает, что рядом с ней не один, а два любящих человека. Кроме того, забота о ребенке — непростая ежедневная работа, и вдвоем справляться легче. Но и награда достойная: моя дочь любит меня и говорит мне об этом каждый день.

Пару часов спустя я зашел поплавать в открытый термальный бассейн: Олли и все его домочадцы настаивали, что без посещения этого места впечатления от Рейкьявика будут неполными. Наслаждаясь одиночеством на дорожке (большинство посетителей отмокали в огромном джакузи с горячей водой), я думал о Рунольфуре и его сыновьях: как они вместе молчат на йоге, глядя, скорее всего, в такое же хмурое исландское небо, и о своей старшей дочери, с которой я проводил слишком мало времени 20 лет назад, а теперь она вдруг выросла и живет в другой стране. «Изменить прошлое нельзя, но учиться на своих ошибках нужно» — так, кажется, он сказал. Надо добраться до ближайшего вайфая и позвонить дочке. Вот только в сауну погреться забегу.

Музыканта и певца Йона Йонссона в Исландии знают практически все: по крайней мере, за несколько дней, проведенных в Рейкья́вике, я не встретил ни одного человека, который о нем хотя бы не слышал. Его музыкальные видео собирают на YouTube по 60–100 тысяч просмотров, а это примерно 20–30 % населения страны. «Конечно, я знаю Йона Йонссона, — кивнул таксист по дороге в Селтьярнарнес — расположенный на живописном мысе пригород исландской столицы, где 33-летний певец живет с женой Хафдис и тремя детьми. — Но он не только музыкант, но а еще и экономист».