Мэг Микер - Мама и сын. Как вырастить из мальчика мужчину

С другой стороны, девочки выражают мысли более открыто. Если им что-то пришло на ум, окружающие быстрее об этом узнают. Девочки по природе своей лучшие собеседники, отчасти потому, что слова являются их связующей нитью с окружающими, тогда как мальчики общаются посредством действий. Неважно, сопровождают они свои действия словами или нет, совместная активность – игра, катание на велосипеде, плавание – сближает мальчиков с друзьями.

Мама должна понимать это важное различие. Если у нее сначала рождается дочь, а потом сын, она только дивится реакциям детей на одну и ту же ситуацию. Сын может начать говорить позже и использовать меньше слов, чем дочь, и, став старше, мальчик не рассказывает о своих чувствах с такой же готовностью, как его сестра. Поэтому маме начинает казаться, что сын не так близок ей, как дочь, – просто потому, что он меньше разговаривает. Это не верно. У мальчиков такие же эмоции, и они чувствуют так же глубоко, как и девочки, просто не выражают чувства открыто.

Маме следует внимательно наблюдать за сыном, чтобы уловить знаки, которые свидетельствуют о неблагополучии. Необходимо следить за настроением сына, его жестами и позами, изменениями школьных оценок и привязанностей.

Мама Броуди, Элейн, была потрясающим слушателем. Она говорила, что это умение пришло к ней само; многочисленные друзья считали ее немного замкнутой и тихой. Даже в детстве Элейн предпочитала слушать, нежели вступать в разговоры.

Первой у Элейн родилась дочь, обожаемая Саванна. Когда девочке исполнилось три года, мама была ошеломлена тем, как много разговаривала ее дочь. Элейн рассказывала, что не могла вести машину, так отвлекали ее болтовня и бесконечные вопросы дочери. До рождения Саванны Элейн не представляла, что дети могут столько разговаривать.

Однако, когда родился Броуди, все стало иначе. Хотя Элейн и не говорила это вслух, я думаю, в глубине души она радовалась молчаливому ребенку. С самого начала ей было комфортно с сыном. Когда мальчик подрос, Элейн поняла, что сын ей ближе, чем дочь, она видела свое сходство с Броуди. Мальчик был веселым, хорошо учился в школе – по крайней мере, до шестого класса. Именно в этот переломный момент Элейн обратилась ко мне. Ее очень волновало то, что происходит с сыном.

Элейн поведала, что до шестого класса Броуди был спокойным мальчиком и всегда казался довольным жизнью. Он без принуждения занимался на виолончели, потому что ему нравилось играть. Он всегда с видимым удовольствием ходил в школу, и у него не было неприятностей. В шестом классе учительница вызвала Элейн в школу. Выяснилось, что Броуди списывал на экзамене по математике и был пойман. Учительница сказала Броуди, что видела, как он списывает, но мальчик все отрицал.

«Когда учительница рассказала мне о списывании, я совершенно растерялась. Он раньше никогда не делал ничего подобного. Я была очень взволнована и попыталась расспросить Броуди, но он отрицал это. Спустя месяцы расспросов и обсуждений сын все же признался, что списал. Он такой упрямый».

Я не была близко знакома с ее сыном, поэтому задала Элейн несколько вопросов о его характере и жизни. Выяснилось, что после того случая со списыванием Броуди скатился на двойки. Отец Броуди работал в таком режиме, что два месяца проводил за границей и два – дома, и это продолжалось уже несколько лет. Я спросила Элейн, есть ли у Броуди друзья. Она сказала, что у него несколько близких друзей и отношения с ними не изменились. У мальчика не было травм и заболеваний, он учился в той же школе, и мама не могла сказать, что у сына какие-то проблемы. Элейн была в замешательстве и ощущала свою беспомощность.

Прошла зима, наступила весна. Оценки Броуди за весь шестой класс оставляли желать лучшего. Элейн рассказывала, что раньше сын приходил из школы и сразу же отправлялся в кабинет – играть на виолончели или в видеоигру. Теперь и это изменилось. Он перестал играть в виртуальный футбол или гольф, а перешел на жестокие «стрелялки». Элейн была против, но мальчик как-то проносил в дом диски с играми.

Мне захотелось убедиться, что все так, как рассказывает Элейн, и поговорить с мальчиком лично. Броуди был спокоен, разговаривал вежливо и показался мне глубоко опечаленным. Я попыталась осторожно расспросить его о травмах, наркотиках, девушках и т. д., но он сказал, что никаких проблем нет. Очевидных причин для депрессии вроде бы не было, но я очень серьезно отношусь к депрессии у детей. Я сказала Броуди, что существуют способы помочь ему и я рекомендую встретиться с психологом-мужчиной. Но ни Элейн, ни Броуди не пришли на прием. Только через несколько месяцев Элейн позвонила мне.

«Нам немедленно нужно поговорить».

Голос Элейн выдавал ее отчаяние. Войдя в мой кабинет, женщина разрыдалась. Через много месяцев молчания сын рассказал ей нечто, изменившее его жизнь. Однажды, возвращаясь из школы (незадолго до того, как начались проблемы с учебой), Броуди был остановлен молодым человеком. Сначала тот разговаривал дружелюбно, и мальчик раньше встречал его поблизости, потому не испугался. Внезапно мужчина затолкал мальчика за гараж и снял брюки. Он хотел, чтобы Броуди ласкал его и занялся с ним оральным сексом. К счастью, у мужчины не было оружия, и Броуди смог убежать.

«Как вы об этом узнали?» – спросила я.

Элейн посмотрела на меня так, словно вопрос ее удивил. Ее ответ был столь простым, что просто потряс меня.

Она сказала: «Я ждала. Я подозревала, что произошло что-то ужасное. Я знаю своего сына. Мои подруги, мама, даже муж – все считали, что у Броуди просто переходный возраст и такое поведение характерно для подростка. Все до одного советовали мне не волноваться, но я не соглашалась с ними. Я решила, что попытаюсь вызвать сына на откровенность».

И что же сделала эта взволнованная мама? Как она убедила двенадцатилетнего сына поделиться с ней столь ужасным переживанием?

«Я каждый вечер перед сном заходила к Броуди в комнату. Я делала вид, что только хочу собрать раскиданную одежду и тетрадки, – выдумывала любой предлог, оправдывающий мое присутствие. Затем я присаживалась на краешек кровати и спрашивала Броуди, как прошел день. Иногда он отвечал, иногда – нет. Сначала он довольно резко отказывался говорить: мальчик мог быть весьма «колючим». Но я каждый вечер продолжала делать одно и то же.

Собирала одежду, садилась рядом и ждала. Прошло несколько месяцев. В конце концов, он начал говорить о том, что не любит школу. Но не знает почему. Он также жаловался на друзей, сожалел, что отца все время нет дома… Его действительно беспокоили многие вещи.

Несколько месяцев я сидела с сыном каждый вечер. Однажды я пришла и увидела, что он будто бы спит. Я знала, что он притворяется, потому что не хочет разговаривать. Я подошла, чтобы поцеловать его, и он заплакал».