Геннадий Кульчитский - Ваш ребенок. Как уберечь от наркотиков

12. Были признаки «ломки»? – «Нет».

13. Были мысли принять наркотик, воспоминания, представления? Какие? Был диалог, борьба мотивов? Есть способность сопротивляться, не подаваться соблазну? – «Мысли были, но не четкие, расплывчатые, не призывающие к действию».

14. Были провоцирующие события? – «Нет».

15. Что полезного сделал за неделю? Для себя? Для своего будущего? – «Ничего особенного».

16. Что расстраивало, беспокоило? – «Да все нормально».

17. Какие принимал лекарства, снотворные, частота, доза? – «Ничего не принимал».

18. Ты надеешься, что сон может восстановиться без снотворных в ночное время? – «Пока да, посмотрим».

19. Как, по-твоему мнению, способствует в этом препарат? – «Не знаю».

20. Снились шприцы, наркотики, другие «наркоманические» сновидения? – «Нет».

21. Ты считаешь своим достижением сегодняшнее твое состояние, после последней нашей встречи, в смысле отказа от наркотиков? – «Да».

Доктор сделал выводы:

– В общем, я считаю итоги за две недели удовлетворительными, но расслабляться не стоит, не было провоцирующих встреч, событий, ситуаций. Слабым звеном, способным на провокацию остается сон. Я предлагаю тебе вести дневник сна, для того чтобы ежедневно отмечать, когда и сколько спал, ты не будешь Ростислав возражать?

– Нет.

– Меня еще настораживает эмоциональная составляющая твоей жизни, нет положительных эмоций. Ну неужели за две недели не было никакого радостного события? Что-то не верится. Может быть, отец вспомнит?

Я, конечно, напомнил. Как минимум, было четыре радостных для Ростислава события. И он согласился. Я отношу факт отсутствия акцентирования внимания на радостных событиях к бедности эмоциональной составляющей постнаркотического состояния наркозависимого человека как своеобразную «эмоциональную тупость». Мне стало ясно, что разучился человек, если, конечно, умел, замечать радостные события, ощущения, акцентировать на них свое внимание.

И еще во время работы с вопросниками и из этих совместных бесед я понял, что основной причиной неэффективности лечения наркоманов является то, что больной после снятия физической зависимости оставлен без внимания, предоставлен самому себе. Для получения устойчивой ремиссии нужно постоянная работа с пациентом, нужна эмоциональная и интеллектуальная поддержка, создание и сохранение постоянного контакта, нужно помочь больному:

понять свои личные потенциальные возможности на период реабилитации, повысить самооценку;

неустойчивую мотивацию, превратить в устойчивую;

откорректировать эмоциональное состояние;

получить навыки саморегуляции и самоконтроля;

научиться, самостоятельно подавлять возникающее влечение к наркотику, научиться управлять своими мыслями;

научиться мышечной релаксации;

заново учиться получать простые земные радости.

Безусловно, легче помочь образованному человеку, подготовленному интеллектуально. А если у больного, в лучшем случае, в багаже 10 классов, годы наркотической зависимости, несколько стационарных лечений в клинике, нежелание читать и развивать свою личность? Если кроме слепой веры в воздействие химических препаратов на мозг и психику уже или еще никакой веры нет?

А если это подросток, который в жизни и не слышал таких слов, как мотивация, эмоциональное состояние, саморегуляция, самоконтроль, релаксация? Мне представляется, что лечение подростковой наркомании – полностью забота общества, подросток не в состоянии сам выбраться из этого плена.

Как правило, сегодняшний пациент нарколога – это личность неорганизованная, в чем-то дремучая, да еще и с разрушенной психикой в результате длительных экспериментов с психотропными препаратами.

Наверное, в этом и заключается сложность лечения сегодняшнего наркомана. И тут нужен комплексный подход, включающий детоксикацию, переход в стационар, переход в дневной стационар, переход на амбулаторную психологическую реабилитацию. Это для тех, кто надежно «влип». Для этого недостаточно наркодиспансера по образу и подобию советского времени. Нужны серьезные государственные областные наркологические центры в каждой области. Нужны государственные стандарты лечения наркомании.

Поэтому, думая на это тему, я все больше убеждаюсь, что только действенная профилактика может спасти нас, наших детей и внуков от этой непобедимой пока заразы, название которой наркомания. Профилактика – это не то, что мы понимаем под этим затасканным, замусоленным словом. Настоящей профилактикой должна стать умная, хорошо продуманная и организованная система мер и действий всех институтов государства и общества, направленная на предотвращение распространения и пресечение заражения наркоманией детей, подростков и молодежи. Нужно понимать, что наркомания заразная болезнь и наша молодежь находится на стадии эпидемии, если не пандемии.

Такая программа должна и может быть разработана силами нашего общества и специалистами разных ведомств нашего государства, с привлечением лучших интеллектуальных сил элиты. Не той, зажравшейся элиты, которую показывают каждый день по телевизору, как она «тусуется» в клубах, на показах моды и презентациях, а людей думающих, и думающих о своем народе, а не о своем материальном благополучии и успешной политической карьере. Я верю, что такие думающие и неравнодушные люди есть в нашем обществе.

И еще, наверное, чуть ли не самое главное – нужно обеспечить первоочередное, внеочередное и более чем достаточное финансирование разработки и функционирования этих программ, обеспечивающее ее безусловный успех уже в первый год действия. Наркомания– это серьезная угроза и серьезный вызов обществу и государству и на них нужно реагировать соответственно.

Мы с доктором договорились, что каждый раз перед приемом препарата мы с Ростиславом будем заполнять этот последний вопросник для того, чтобы наблюдать процесс в динамике, а итоги будем подводить вместе с доктором.

Но случилось так, что Ростислав несколько дней подряд все оттягивал прием препарата на следующий день, и в результате после второго приема прошло уже 15 дней. Таким образом, он почти дотянул до предельного срока – 20 дней, при том в мышечном депо, видимо, еще не накопилось достаточно препарата.

Кроме того, после снятия абстинентного синдрома прошло 4 недели – срок в ремиссии, по данным некоторых источников, критический. Утром нам с Ростиславом предстояла деловая встреча, я его с трудом разбудил и через некоторое время понял, что у него случился срыв. Он опять все отрицал, сердился, но для меня с моим опытом общения с ним в разных ситуациях и в разной степени наркотического опьянения было понятно, что факт срыва имел место. На следующий день он безоговорочно сделал укол препарата и только через день признался, что принял внутрь отвар маковой соломки. На вопрос, почему не «чернушку», раз уж была солома, ответил: «Так проще, чтоб не возиться».