Сильвия Энтони - Открытие смерти в детстве и позднее

Так, обсуждая похоронные обычаи, мы преодолеваем тысячелетия и барьеры между различными дисциплинами. Несомненно, эти обычаи проливают свет на представления о смерти у их участников. Но если в наши дни это свет неопределенный и колеблющийся, оставляющий многое скрытым в душевных глубинах каждого индивидуального участника, – может быть, скрытым даже от него самого, – то же самое может быть верно и касательно наших предков.

Возможно, позиция Маретта не отражает взглядов всех его коллег-антропологов; кроме того, захоронения на горе Кармель уже не самые древние из открытых человеческих захоронений. Но, в любом случае, несомненно, что сложный комплекс представлений о жизни, смерти и о связи между ними возник очень рано и был очень широко распространен в культурной истории человечества, а также, – что человек двадцатого века, видный ученый, отождествляет себя в контексте этого комплекса со своими отдаленными предшественниками, ощущает себя близким им. Маретт предполагает и иллюстрирует устойчивую позицию по отношению к смерти, которая лежит в основе ритуальных действий и эффектов ритуала, а именно: отрицание окончательности смерти.

Исторические хроники наполнены свидетельствами столь же стойкого отрицания отрицания. Данные о предистории, в силу их специфики, не сообщают и, видимо, не могут сообщать подобных свидетельств. Гэстингс (Hastings), современник Маретта, относился к отрицанию финальности смерти скорее с сочувствием, нежели с симпатией. По его мнению, реакции людей на ужас смерти универсальны для человечества. Он писал, что этот ужас породил упрямое неверие в неизбежность смерти, а также приводил к попыткам избежать ее, повторявшимся снова и снова, несмотря на неизменные сокрушительные неудачи… Эта картина отчаянного отказа человечества принять кардинальное условие своего существования – одна из самых патетических в истории человеческой расы [10] .

Фрейдистская теория находит причины для этого процесса отрицания, не поддающегося рациональному объяснению. Отрицание позволяет болезненной идее получить доступ в сознание [11] . Будут приведены примеры влияния этого психологического процесса на мысли детей о смерти. Неясно, насколько интерпретация Маретта подтверждается деталями ранних захоронений. Расположение тела в позиции плода в матке и окраска теплыми цветами, следы которых иногда находят на нем, вызывает также в памяти мысль, вложенную Гете в уста Мефистофеля: уходя из этого мира,

Гэстинг и Маретт оба репрезентируют концепции смерти, характерные для раннего и современного примитивного человека, – концепции, которые каждый из них разделяет. С другой стороны, видные археологи, такие как профессор Франкфорт (Frankfort), указывают: в том, что касается вечных вопросов о месте человека в природе, о его судьбе и смерти, наши стереотипы мышления грандиозно отличают нас уже от представителей ранних цивилизаций, оставивших письменные памятники. Психологическая пропасть, отделяющая нас от доисторического человека, должна быть никак не меньше.

В согласии с этой идеей пропасти между мышлением ранних и современных людей находится теория Комте (Comte) о последовательных стадиях человеческой культуры от ранней теологической до современной рационально-позитивистской. Великий французский физиолог Клод Бернар (Claude Bernard) не соглашался с Комте, утверждая, что теологическая стадия сохранялась в психике индивида бок о бок с научно-рациональной и будет существовать до тех пор, пока человек стремится познать начало и конец вещей.

Это стремление, писал он, исходит от сердца, а не от головы; человек никогда не откажется от него, и в действительности именно стремление к познанию этих вещей, всегда остающихся непознанными, побуждает людей к научным исследованиям.

Бернар на самом деле вторит Паскалю, и их взгляды согласуются с теорией Фрейда о функции иррационального бессознательного, хотя в некоторых аспектах сам Фрейд легче бы принял воззрения Комте, чем Бернара.

Образует ли мышление ребенка мостик, который позволил бы современному человеку преодолеть пропасть, непреодолимо разделяющую теперешнего взрослого и раннего или даже современного первобытного человека? «Не каждый может отправиться изучать дикарей, – писал Рейнах, – но под рукой есть почти полный эквивалент: дети» [14] . Юнг в сравнительно ранней работе высказал мысль о том, «что мы проводим параллель между фантазийным, мифологическим мышлением древности и сходным мышлением детей, между низшими человеческими расами и жизнью в сновидениях. Этот ход мысли», – продолжает он:

Теория рекапитуляции, или сокращенного повторения, на которую ссылается Юнг, подробно разработана американскими психологами Стэнли Холлом и Дж. М. Болдуином (Stanley Hall, J. M. Baldwin). В то время, когда Юнг писал «Психологию бессознательного», рекапитуляция признавалась также Фрейдом, Ранком, Абрахамом и другими психоаналитиками. Сегодняшние психологи ее не принимают. Маргарет Мид (Margaret Mead) в 1954-м г., однако, высказала мысль, что эта теория по-прежнему в значительной мере составляет основу психоаналитического мышления. Она писала, что концепция «примитивного», или первобытного, сводится к некоему образу, «синтезированному на основе гибрида социологической и псевдобиологической теорий», который в последующих психологических исследованиях считался подобным «ребенку» или «психотику». «Полностью погруженный в культуру представитель живой культуры отличается в каждом отдельном аспекте и в целом от членов любой другой культуры» [16] .