Юрий Азаров - Семейная педагогика

Экзистенциалисты рассуждают так же. Подчинение личности требованиям общества они рассматривают как «несобственное» существование. «Как нечто социальное, – говорит Хайдеггер, – я не являюсь самим собой».

Проповедуя идеал устремленности в мир собственного «Я», свободного от социальных зависимостей и связей, В. А. Сухомлинский риторически спрашивает: «Я не один год думал, в чем же выражается наиболее ярко результат воспитания? Когда я имею моральное право сказать: мои усилия принесли плоды? Жизнь убедила: первый наиболее ощутимый результат воспитания выражается в том, что человек стал думать о самом себе. Задумался над вопросом: что во мне хорошего и что плохого? Самые изощренные методы и приемы воспитания останутся пустыми, если они не приведут к тому, чтобы человек посмотрел на самого себя, задумался над собственной судьбой».

Нравственному кодексу строителя коммунизма, являющемуся, как известно, программой личности советского человека, В. А. Сухомлинский противопоставляет внеклассовое и внепартийное требование воспитания «человечности». «Основное в человеке коммунистического общества, – пишет В. А. Сухомлинский, – это человечность». Но марксизм-ленинизм никогда не рассматривал революционный гуманизм как абстрактную человечность. В марксистском понимании гуманизм всегда имеет классовую, коммунистическую направленность.

Вот, собственно говоря, основные обвинения в адрес В. А. Сухомлинского. И здесь важно отметить два момента.

В. А. Сухомлинский, защищаясь, опровергал обвинения, доказывая, что он не искажает В. И. Ленина и А. С. Макаренко, а, напротив, делает все возможное, чтобы утверждать основные идеи основоположников в повседневной жизни, в теории и практике воспитания.

И второе. Все защитники В. А. Сухомлинского тоже неистово и горячо доказывали, что он развивает основоположников, а учение о коллективе считает святая святых воспитания. Только, по его мнению, коллектив должен состоять из личностей, убежденных коммунистов, готовых для утверждения социалистического строя даже пожертвовать своей жизнью.

Итак, боролись две стороны: никакие не левые и правые, а два официоза (педагогическая власть и государственная пресса), а кто-то третий глядел на эту возню со стороны, точнее, сверху. И этим третьим был Отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, которому эта возня была на руку, так как свидетельствовала о видимости духовной борьбы и, в конечном итоге, утверждала коммунистические идеалы! Поэтому Отдел пропаганды поддерживал обе стороны: не вступал в борьбу с педагогической властью и не очень-то торопился одергивать государственных журналистов.

Есть здесь и третий момент, касающийся сегодняшнего дня. Грустно и тоскливо сегодня в педагогике. Идет лихорадочная борьба за власть, за кресла, за амбиции, за «кормушки», за все что угодно, только не за педагогические истины и идеалы. Ведь что получилось. В стране вроде бы сменился режим. Говорю «вроде бы», потому что на самом деле ничего не изменилось. Если раньше был государственный капитализм, то сегодня его можно назвать частно-государственным – от этого мало что меняется. А в педагогике как жили, так и живут все те же марксистско-ленинские принципы, все те же коллективистские теории. Все ратуют за коллектив и в то же время за общечеловеческие ценности, за свободу и защищенность человека…

3. Покаяние и самоукорение – суть нравственные основания педагогики Любви и Свободы

Первую покаянную статью я опубликовал лет тридцать назад, и ее редактировал Симон Соловейчик, возможно, самый крупный педагогический публицист. В этой статье я впервые выступил и против фанфарных макаренковских маршей, и против нивелировки личности, и против казарменного коллективизма. Я критиковал себя, и потому все были довольны. Я понял, что этот толстовский принцип самообнажения крайне надежен, и потому стал писать романы с критическим анализом собственной макаренковщины, собственной неглубины, бесчеловечности и авторитарности. Сегодня сторонники Сухомлинского (далеко не все) предлагают даже почистить учение павлышского учителя: дескать, можно безболезненно убрать из его книг все, что касается коммунизма, – и будет то, что надо. Во-первых, историю нельзя «чистить», во-вторых, Сухомлинский беззаветно верил в коммунизм. Он истово учил молодых людей: «Гордись тем, что ты гражданин первой в мире социалистической страны. Ты сын земли, на которой родился вождь и учитель трудящихся всего мира Владимир Ильич Ленин – создатель Коммунистической партии, основатель нашего советского государства, великий мыслитель, самый гуманный в мире человек… Высокое звание коммуниста-ленинца – идеал нашей морали, нашего поведения, нашего труда во имя счастья, величия и независимости нашей Советской Родины». Что самое высшее для Сухомлинского? Коммунистические святыни, которые в душе каждого учителя, пионера и комсомольца, отца и матери. Культ матери и культ доброты непременно соединен с коммунистическими святынями, добытыми великой кровью, борьбой и дорогой ценой! Дурман и чертополох (это о неугодных) надо вырвать из коммунистических цветников и выбросить их, уничтожить!.. Какой отчаянный, злобствующий маоцзедунизм, ленинизм, пиночетизм… Отсюда и яростно-оголтелые советы: «Зорко и мудро следите за тем, чтобы дети наши, подростки, юноши глубоко верили в наши идеалы, чтобы эту веру нельзя было поколебать, говоря словами Маркса, не разорвав их собственных сердец». (Как воспитать настоящего человека. Киев, 1975. С. 83). Пламенный пафос павлышского учителя был замешен на глухой ненависти. Что можно сказать о таком его завете: «Пусть в твоей душе живет вечная ненависть к врагу» (С. 25). Или: «Есть только две формы жизни: гниение и гонение». Гонение – это борьба за коммунизм, а гниение – это все, что против коммунизма. Строго по Ленину: нравственно то, что служит делу коммунизма! Свойственное нашей стране активное и безоглядное идолотворчество, бешеная истерия, направленная на то, чтобы во что бы то ни стало защищать и возводить в культ любое невежество и затем выдавать его за вершину гениальности, открытия – и какой же в этом позор! – и сколько вреда нанесла такая бездумность науке, духовному делу, каким является педагогика. В брежневскую эпоху защитники новаторов говорили ДРУГ другу: «Нельзя называть ошибки новаторов… Враги ухватятся, и это повредит демократии и прочее…» Именно в силу такого негласного сговора и получилось, что, скажем, такие педагоги, как Щетинин, любовались на страницах своих изданий собственной агрессивностью, разумеется, агрессивностью во имя справедливости и гуманизма: новатор есть новатор, ему все дозволено. И как психологически тонок его авторитаризм! Вот он увидел ученика Сеничкина, быстро подошел к нему, сжал его плечо, резко повернулся к классу, закричал, обвинил детей в безразличии, а в голове уже «пошел процесс»: "Коротким – снизу" – как молния ударила в мозгу. Все остальное было сделано автоматически… и Сеничкин негромко, но внятно сказал учителю: "Вот теперь понятно, батя…"» (Щетинин. Объять необъятное. М., 1986. С. 40).