Пол Коллинз - Даже не ошибка

Робот, между тем, наезжает на него, останавливаясь совсем близко от лица. Он, однако, улыбается в ответ на это еще шире.

Дотенхэн проматывает запись до последнего фрагмента — уже с двумя мальчиками.

— Теперь вы увидите ключевой шаг.

Мальчики обследуют робота — но он выключен.

— Это важная часть замысла, — она показывает на беззвучную запись. — Робот может реагировать только на одну команду за раз. Мальчики должны поочередно давать команды, а значит — им придется волей-неволей обратить друг на друга внимание. А это значит…

Один из мальчишек уселся спиной, а другой прикоснулся к роботу. На этот раз устройство отреагировало.

— Сначала этот мальчик играл с роботом сам по себе. Теперь же — глядите! — он объясняет второму, как это работает.

Второй мальчик слушает. Наступает его черед.

— Ага. Вот именно к этому мы и стремимся, — объясняет она.

— Чтобы он не только взаимодействовал с другим ребенком, но и понял, что тому, другому, неизвестен способ обращения с роботом.

Понять это означает для мальчика только одно изменение — одно, но критическое по важности: формирование модели психического.

Роботы, словно слепые котята, сталкиваются друг с другом в фанерном загончике. Стук-стук-стук. Изготовлены они из металла, из пластика, даже из конструктора «Лего».

— Очень легко управляются, — объясняет мне один из студентов, подняв глаза от своего компьютера. — «Лего» — чудесная находка.

От тщетных усилий роботов покинуть отведенное им место в этой мастерской стоит постоянный шум: но с каждым столкновением они обучаются. Профессор Дотенхэн наблюдает, сложив руки на груди; аспирантка по имени Тами берет одного из роботов в руки.

— Это наша новинка, я с ним работаю, — говорит Тами; модель сделана из белого пластика, формы у нее закругленные, а по бокам темная полоска сенсорных датчиков. — Он различает движение инфракрасными датчиками, а также свет-темноту.

— Глаза нужно убрать, — Дотенхэн показывает пальцем на «лицо» робота. — Приклеенные «глаза» вовсе не функциональны. Да они могут и напугать детей.

Но нет, наклейки не убираются, и робот по-прежнему таращит свои причудливые глаза. Тами возвращает его на прямоугольную площадку и начинает шагать вокруг робота, преграждая ему дорогу. Тому приходится суетливо метаться, чтобы избежать столкновения.

— Пытаемся стимулировать взаимодействие через игру в догонялки — дети его догоняют, потом наоборот, ну и так далее. Но тут может скрываться одна проблема, — Тами делает паузу. — Если тебя догнал робот — это может быть неприятно.

Она делает еще один шаг по направлению к роботу, и тот начинает «в панике» — точь-в-точь загнанная мышь! — двигаться туда-сюда. Дотенхэн одобрительно кивает и убирает металлического робота, словно бы сидящего на корточках, в шкаф.

— Эту модель вы видели на видеозаписях, — говорит она. — Она потяжелее, чем новые модели, однако все же достаточно легка для того, чтобы ребенок смог взять ее в руки.

Она протягивает робота мне, я пробую его на вес. Пожалуй, по весу эта вещь из разряда «не хотелось бы, чтобы мне попали этим в голову».

В шкафу находится еще один робот — славная маленькая девочка с косой, но с туловищем из сервомоторчиков и микросхем. И я просто не могу оторвать взгляд от нее. Одному моему другу, работающему в рекламном бизнесе, как-то пришлось столкнуться с подобным созданием. Это был разработанный одной компанией прототип говорящей куклы, призванной смотреть телевизор вместе с вашим ребенком и поворачивать свою кудлатую безжизненную башку для поддержания разговора. Жутковатая маленькая игрушка, усаженная на стол, преследовала немигающим взглядом моего знакомого и спрашивала — тоном, от которого кровь стынет в жилах: «Ты будешь моим другом?» К чести моего товарища, он удержался от мгновенного импульса — схватить что-нибудь тяжелое и стукнуть бесчувственную штуку, лишь содрогнулся всем телом.

В человекоподобных куклах есть что-то пугающее. Воздействие куклы может быть порой до смешного неожиданным. Так произошло с цельнометаллической куклой Винсента Лейка начала Викторианской эпохи. Представьте выражение радости на лице вашей, скажем, маленькой дочери, когда она находит под рождественской елкой эту холодную глыбу металла! Но и пустой взгляд обычных стеклянных глаз также несет в себе что-то тревожное — настолько он «настоящий». Токийский профессор робототехники Фумио Хара разрабатывал целые поколения все более и более жутких «роботов с лицами», которые способны считывать некоторые эмоции и имитировать их с помощью механизма привода экспрессивной мускулатуры, улыбаясь силиконовыми протезами. Одним из применений роботов Хары, по некоторым предположениям, может быть как раз использование для аутичных детей. Все это, однако, отдает какими-то ночными кошмарами.

— Это Робота, — профессор Дотенхэн уловила мой взгляд. — Единственная модель, которая выглядит как человек.

— Почему?

— Человеческое лицо ведь отвлекает, — она протягивает куклу мне. — Чрезмерное количество информации, чрезмерно интенсивный стимул. Особенно для маленьких детей-аутистов. У нас получились некоторые интересные результаты с девочкой-подростком, играющей с Роботой. А более младшие дети — те не знают, с какой стороны подступиться, когда видят лица. Они уже готовы строить отношения с механическим устройством. Но люди… — тут она умолкает.

Возвращаю девочку-робота; профессор ставит ее безжизненное тело обратно в шкаф. Смотрит на него секунду.

— Люди, — заканчивает она, — это вызов.

Морган сидит развалившись у меня на коленях в нашей гостиной; мы сейчас мыли его под душем, а теперь это безумие наконец-то закончилось. Обняв меня, он все рисует на магнитной доске один и тот же узор — зыбкий круг над прямой линией. Он смотрит на свой рисунок.

— Перископ, — объявляет он.

В эти дни изображения перископа появляются у нас повсюду: ручкой — на пачке бумаги, карандашом — на стене в ванной, краской на полу, маркером на обложке книги, йогуртом на экране его компьютера, даже на тарелке — из кусочков сыра и крекера.

— Перископ, — повторяет он.

— Ага, ты нарисовал перископ, — киваю я.

Морган очаровала голосовая труба в форме перископа из «Телепузиков». В мультике присутствует голос родительской фигуры, голос внешнего мира, искаженный металлическим рупором: в течение дня этот голос появляется неоднократно, то пробуждая телепузиков, то командуя им что-то, и наконец отправляя их спать. Этакий родитель, упрощенный до предела, — тот, кто утешает, командует, дает ребенку ощущение внешнего мира.

Итак, он устраивается поудобнее и рисует еще один перископ.