Карен Хорни - Психология женщины

Подобным обобщениям можно привести только одно оправдание, а именно гипотезу Фрейда о том, что фундаментального различия между патологическими и «нормальными» явлениями не существует; что патологические феномены только отчетливее, как под увеличительным стеклом, демонстрируют процессы, протекающие у всех людей. Нет ни малейших сомнений, что этот принцип расширил горизонт, но нужно осознавать и его ограничения. Их следовало бы, например, обсудить при рассмотрении эдипова комплекса. Вначале его существование и последствия были отчетливо выявлены при неврозе. Эти знания обострили наблюдательность психоаналитиков, и они стали часто замечать и более слабые на него намеки. Затем был сделан вывод, что эдипов комплекс – повсеместное явление, которое у невротических лиц просто более выражено. Этот вывод является спорным, поскольку этнологическими исследованиями показано, что особой конфигурации, обозначаемой термином «эдипов комплекс», при значительно отличающихся культурных условиях, вероятно, не существует [110] Bohm F., Zur Geschichte des Odipuskomplex. – Int. Zeitschr. f. Psychoanal., I (1930). . Таким образом, данное предположение необходимо сузить до утверждения, что этот особый эмоциональный паттерн в отношениях между родителями и детьми возникает только при определенных культурных условиях.

Тот же принцип, пожалуй, и в самом деле был применен к проблеме женского мазохизма. Дойч и Радо были поражены частотой, с которой они обнаруживали мазохистскую концепцию женской роли у женщин-невротиков. Я думаю, что любой аналитик мог бы произвести такие же наблюдения или помочь провести их более точным образом. Мазохистские феномены у женщин можно выявить путем непосредственного и прицельного наблюдения там, где в противном случае они могли бы остаться незамеченными: в социальных столкновениях с женщинами (вне психоаналитической практики), в изображении женского характера в литературе или при изучении женщин, в чем-то чуждых нам нравов, например русской крестьянки, которая не чувствует любви мужа, пока он ее не побьет. Перед лицом таких доказательств психоаналитик приходит к выводу, что он столкнулся со всеобщим явлением, действующим на психобиологической основе с постоянством закона природы.

Односторонность или позитивные ошибки в результатах частных исследований вызваны пренебрежением культурными или социальными факторами – исключением из общей картины женщин, живущих в цивилизации с иными обычаями. В дискуссиях, стараясь доказать, как глубоко проник мазохизм в женскую натуру, постоянно ссылаются на русскую крестьянку при царском и патриархальном режимах. Однако сегодня эта крестьянская женщина превратилась в самоутверждающуюся советскую женщину, которая, несомненно, изумилась бы, если бы побои посчитали знаком любви. Изменения скорее произошли в культуре, а не в отдельных женщинах.

Если говорить более обобщенно, то, где бы ни возникал вопрос о частоте явления, он подразумевает социологические аспекты проблемы, а отказ психоаналитиков заниматься ими еще не исключает возможность их существования. Этот пробел может привести к неверной оценке анатомических различий и их индивидуальной переработки как причинных факторов данного явления, которое на самом деле частично или даже полностью социально обусловлено. Только синтез обоих условий может привести к полному пониманию.

Что касается данных, то для социологического и этнологического подходов были бы уместны следующие вопросы:

I. Как часто встречается мазохистская установка по отношению к женским сексуальным функциям в различных социальных и культурных условиях?

II. Как часто по сравнению с мужчинами встречаются общие мазохистские установки или их проявления у женщин в различных социальных и культурных условиях?

Если бы оба исследования выявили при любых социальных и культурных условиях наличие мазохистской концепции женской роли и явное преобладание общих мазохистских феноменов у женщин по сравнению с мужчинами, то тогда, и только тогда, был бы оправдан дальнейший поиск психологических причин этих явлений. Если, однако, такой всеобщий женский мазохизм не обнаружится, то от социолого-этнологического исследования хотелось бы получить ответы на следующие вопросы:

1. При каких особых социальных условиях распространен мазохизм, связанный с женскими функциями?

2. При каких особых социальных условиях общие мазохистские установки встречаются у женщин чаще, чем у мужчин?

Задача психоанализа в такого рода исследовании состояла бы в том, чтобы снабдить антропологов психологическими данными. За исключением перверсий и фантазий при мастурбации, мазохистские наклонности и их удовлетворение бессознательны. Антрополог не может их исследовать. Что ему нужно, так это критерии, по которым он мог бы идентифицировать и наблюдать внешние проявления, с высокой вероятностью указывающие на наличие мазохистских влечений.

Что касается вопроса о мазохистских проявлениях в женских функциях, предоставить эти данные сравнительно просто. Основываясь на психоаналитическом опыте, достаточно уверенно можно говорить о мазохистских тенденциях:

1) при значительной распространенности функциональных менструальных расстройств, таких как дисменорея и меноррагия;

2) при значительной распространенности психогенных нарушений при беременности и родах, таких как страх деторождения, нервное возбуждение перед родами, боли, или при применении разного рода средств, чтобы избежать боли;

3) при значительной распространенности установок в отношении половой жизни, подразумевающих, что это унижение женщин или их эксплуатация.

Эти указания следует принимать не как безусловные, а скорее с двумя оговорками:

а) похоже, в психоанализе стало обычным считать, что боль, страдание или страх перед страданием вызываются мазохистскими влечениями или приводят к мазохистскому удовлетворению. Поэтому необходимо отметить, что подобные предположения требуют доказательств. Александер, например, предполагает, что люди, взбирающиеся на горы с тяжеленными рюкзаками, – мазохисты, тем более что на автомобиле или на поезде они могли бы добраться до вершины горы гораздо проще. Быть может, это и так, но чаще всего причины таскать тяжелые рюкзаки вполне реалистические;

б) страдание или даже причинение себе боли у многих первобытных племен может быть выражением магического мышления и имеет смысл предотвращения опасности, не имея ничего общего с индивидуальным мазохизмом. Поэтому такие данные можно интерпретировать, только обладая основательными знаниями о структуре прошлого племени.

Что касается вопроса относительно данных, указывающих на общую мазохистскую установку, то задача психоанализа здесь гораздо труднее, поскольку понимание этого феномена в целом пока еще ограниченно. Фактически оно не продвинулось дальше утверждения Фрейда, что мазохизм каким-то образом связан с сексуальностью и моралью. Однако остаются открытыми вопросы: является ли мазохизм изначально сексуальным явлением, распространяющимся на сферу морали, или моральным явлением, распространяющимся на сферу сексуальности? Является ли моральный и эрогенный мазохизм двумя отдельными процессами или только двумя типами проявлений лежащего в их основе общего процесса? Или, быть может, мазохизм – это собирательное обозначение весьма сложных феноменов?