Мария Конникова - Психология недоверия. Как не попасться на крючок мошенников

Виктор Люстиг родился в Праге в 1890 году. Еще в детстве стало понятно, что у него невероятные способности к языкам: подростком он говорил, кроме чешского, на английском, немецком, итальянском и французском. Это оказалось полезным умением: владение языками стало для него главным средством существования. Граф, как он позднее начал себя называть, стал одним из самых ловких аферистов первой половины XX века. Это он продал Эйфелеву башню ничего не подозревающим покупателям – причем не один, а два раза, – убедив их, что ее собираются пустить на металлолом. Это он придумал знаменитый «денежный станок», умеющий печатать неотличимые от оригинала копии двадцатидолларовых банкнот, – всего 4000 долларов, и он ваш (или больше, если мишень могла себе это позволить: один банкир, по слухам, купил его за 100 000 долларов). Он клал в двойное дно станка несколько настоящих купюр и с большим успехом продавал свое изобретение. Один такой станок Люстиг ухитрился продать даже шерифу, арестовавшему его за мошенничество.

Слава Люстига далеко опережала его. Когда он попал в Чикаго, его репутации оказалось достаточно, чтобы обеспечить ему аудиенцию у негласного хозяина города, Аль Капоне. Люстиг сказал бутлегеру, что хочет сделать ему выгодное предложение. Если Капоне даст ему 50 000 долларов, он в течение двух месяцев удвоит эту сумму. Капоне был по натуре подозрительным, но, учитывая, сколько за ним стояло наемных стрелков, он мог позволить себе рискнуть. «Хорошо, Граф, – сказал он ему. – Через два месяца я получу в два раза больше денег, как ты сказал». А не то… – явно читалось между строк.

Люстиг был умным и осторожным человеком. Ему нравилась богатая и беззаботная жизнь. Но еще больше ему нравилась жизнь в принципе. Он не собирался вкладывать деньги Капоне и рисковать хотя бы пенсом из этой суммы. Не таков был его план. Вместо этого он положил все полученные деньги в банковский сейф, а затем вернулся домой, в Нью-Йорк. Следующие пару месяцев Люстиг занимался своими делами, и в назначенный день снова пришел в офис Капоне.

Капоне живо поинтересовался, как поживает его удвоенный капитал. Граф напустил на себя опечаленный вид. «Прошу принять мои глубочайшие извинения, – сказал он Капоне. – Мне очень жаль, но план не сработал. Я потерпел неудачу». С этими словами он вынул те деньги, которые ему ссудил гангстер, и выложил перед ним полную сумму. Он действительно хотел, чтобы все получилось, продолжал он. Ему и самому нужны были деньги. Но план полностью провалился.

Капоне лишился дара речи. Конечно, он знал, что Люстиг аферист. И он ожидал либо действительно получить вместо пятидесяти тысяч полновесную сотню, выращенную благодаря какой-то сомнительной схеме, или не получить ничего. Но Граф показал ему совсем другую, совершенно неожиданную сторону своего характера.

«Боже мой, да ты честный человек!» – с этими словами Капоне дал Люстигу 5000 долларов «как поддержку» в его финансовых затруднениях. Люстигу больше ничего и не было нужно. Капоне отлично умел разбираться в людях.

Родерик Крамер каждый год ведет курс о переговорах в Стэнфордской школе бизнеса. И всякий раз задает слушателям один и тот же вопрос: насколько, по их мнению, они способны оценить надежность партнера? Около 95 % студентов считают свой уровень выше среднего – причем не среднего человека вообще, а среднего стэнфордского студента отделения бизнеса. Другие могут плохо разбираться в людях, но эти студенты – нет. Они способны оценить не только благонадежность, но и честность, добросовестность, лояльность. Более 3/4 группы считают, что по способности судить о характере их можно отнести к ведущей четверти, а пятая часть уверенно причисляет себя к ведущим 10 %. Мы уверены, что умеем правильно оценить степень надежности другого человека. И если тот однажды подтвердит эту оценку, потребуется настоящее чудо, чтобы мы в нем разуверились.

24 ноября 1889 года, в тот же день, когда сумма инвестиций в «Синдикате Франклина» достигла 1,2 миллиона долларов, в газете New York Times вышла посвященная синдикату статья – настоящая, а не очередная оплаченная Миллером хвалебная ода. Краткий и броский заголовок недвусмысленно призывал: «Бросайте компанию Миллера».

У ведущих финансистов, говорилось в статье, накопилось много вопросов по поводу этого предприятия. Кто его поручитель? Куда инвестируются депозиты? Откуда берется непрерывный поток неправдоподобно высоких дивидендов? Следователи обнаружили, что четырьмя днями ранее «Синдикат Франклина» действительно подал заявку на регистрацию в Нью-Джерси, но никто из уже существующих концернов ничего не знал о Миллере. «Мне ничего не известно о мистере Миллере, о его деловом предприятии или о заявлениях, содержащихся в бумагах касательно его деятельности в Бруклине», – сказал журналистам Говард Вуд, секретарь Треста корпораций Нью-Джерси. Дальше история приняла еще более странный оборот. «У них нет служащих, нет главного управляющего. Они могли бы заниматься бизнесом за пределами Нью-Джерси только по решению Совета директоров, которое не было рассмотрено по причине того, что у них нет директоров».

Фантастические дивиденды Миллера уже давно вызывали интерес журналистов. Пока синдикат набирал обороты, на его инвестиции, методы работы и финансовую надежность стали обращать все более пристальное внимание. Репортеры не раз приходили к дверям Миллера, задавали вопросы, требовали ответов и просили ознакомить с бухгалтерской отчетностью. Газетный заголовок 24 ноября сталь кульминацией их усилий. В ту же пятницу, когда биржа должна была закрыться на выходные, а клиенты – отправиться по домам на двухдневный отдых, Миллер бежал на север и вскоре был уже в Канаде.

Пока Миллер двигался на север, полицейские перешли к завершающему этапу операции. Явившись на Флойд-стрит спустя несколько часов после его бегства, они обнаружили, что контора пуста. Сесила Лесли, официального представителя Миллера, нигде не было видно. Пропал и Шлезингер, его партнер. Складывалось впечатление, что владельцы уходили в спешке. На столе были брошены без всякого присмотра 4500 долларов, рядом – конверты с марками на 400 долларов. В углу стоял большой запертый сейф. В помещении остались только клерки и секретари – всего сорок пять человек или около того: они растерянно бродили по конторе. Они пришли за зарплатой. Где их чеки?

К вечеру у синдиката собралась тысячная – по некоторым данным, двухтысячная – толпа. Люди были не слишком обеспокоены, просто любопытствовали. После шести часов они стали оформлять вклады. Пятьдесят долларов сюда. Сто долларов туда. Правда, незадолго до того кто-то попросил выплатить им причитающуюся сумму. Несколько человек громко потребовали немедленно вернуть им деньги, но, после того как клерки без промедления выплатили им все сполна, настроение переменилось. Крикуны притихли, через некоторое время вернулись и смущенно попросили снова принять депозит, извиняясь за свою поспешность и недоверие. За требованиями вернуть деньги – по последним подсчетам, таковых было около сотни – последовали новые вклады. Волна доверия продолжала расти. «Ведь мистер Миллер никогда нас не подводил, – заявила одна женщина из тех, кто стоял снаружи. – Он всегда выплачивал дивиденды. Я вложила полтора месяца назад 100 долларов и уже получила 60 долларов. Это газеты и банкиры мутят воду. Никто не верит газетам, – продолжала он. – Они просто завидуют. Наверное, они сами хотели бы так зарабатывать деньги». Инвестиции в предприятие Миллера были «лучшим событием в жизни» местного аптекаря Х. М. Улига, по его собственным словам.