М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Бразилия – идеальное место для желающих изучить науку любви и прикосновений. На момент приезда туда я напрочь забыла – да, собственно, никогда и не знала, – что такое нежное прикосновение. Чувственные воспоминания о маминых поцелуях на ночь в раннем детстве стерлись, вытесненные ударами, полученными на спортивных площадках. В юности, когда я перестала активно заниматься игровыми видами спорта, всякие прикосновения прекратились. Я никогда не любила слишком бурного проявления эмоций, протянутых ко мне неуклюжих огромных дедушкиных рук, источавших старческую ауру, лиц, искаженных гневом или печалью. Я терпеть не могла пресных слез, которые мои родители проливали, слушая сентиментальные рассказы о всяких бедах и неприятностях. Я чувствовала: изъявления чувств и эмоций суть попытка заставить меня эмоционально реагировать на что-то, проявлять чувства, которых у меня нет. Меня все время подводили к краю пропасти, но я редко отваживалась прыгнуть.

Вот с таким жизненным опытом я и приехала в Бразилию. В тысячах миль от дома прикосновения и физические изъявления эмоций были неотъемлемой части любовной интриги, а любовь вызывала у меня трепет, поскольку давала возможность перевернуть следующую страницу, и мне страстно захотелось поиграть. Бразильцы целуются и обнимаются при встрече и прощании. Люди там играют чувствами так, словно они ничего не значат или значат очень многое одновременно. Бразильцы переходят от притворного всплеска к сильным эмоциям практически без паузы. Бедра женщин источают сексуальность. В то время в ночных клубах Рио был популярен танец «Бутылочка» – мужчина и женщина, извиваясь, кружатся вокруг открытой пивной бутылки, поставленной на пол, и вся атмосфера наэлектризована неприкрытой чувственностью. Я не была готова к виду трехлетних детишек, отплясывающих самбу на улицах.

Бразильцы интересны как красотой, так и уродством. Молодые люди блистательны, стройны и гибки, как ивовые ветви цвета светлого янтаря и черного кофе. Старики и инвалиды иссушены, худощавы и выглядят как окаменевшие на жаре деревья. На всех лицах улыбки, намек на улыбку или воспоминание об улыбке. Прибавьте к этому отчаяние, грязь и ужасающую нищету – и вы непроизвольно заметите телесность жизни, невидную в Штатах. Телесность насыщает каждую молекулу бразильского воздуха, и порой кажется, что ты оказалась посреди какой-то барочной фантазии, где вместо итальянского мрамора – тонны небрежно сложенных бетонных плит, а вместо находящейся в экстазе святой Терезы – полуголые незнакомцы, совокупляющиеся прямо на улице. Удивительно, что эти люди не смеются, не плачут, не орут и не поют все время и все разом. Бразильская вольность, понятная практически каждому, погружена в культуру неопределенностей. В Бразилии нет черных и белых, там можно встретить людей любого оттенка кожи, и это результат расового смешения во многих поколениях. Вы не сможете, как ни старайтесь, определить этническую принадлежность большинства бразильцев. Я встречала там транссексуалов, бросивших вызов половым нормам, сковывавшим меня дома. У некоторых есть члены и груди; у других ни того ни другого. Присутствие или отсутствие половых признаков не определяет ценность человека. Ощущая себя двуполым существом, я чувствовала таинственное родство с этими людьми. Они показали мне возможности, о которых раньше я просто не имела представления.

Я никогда не видела такой богатой, выставленной напоказ палитры жизни, и это заставило меня приглядеться с интересом. Для меня бразильцы стали чем-то большим, чем просто зеркалом, перед которым можно примерить новые маски. Такое возможно дома, но не здесь. Они настолько разительно отличались от меня своим взглядом на мир, настолько странно вели себя, что я вынужденно отбросила наивную ленивую мысль, будто уже знаю о людях все, что можно знать.

Это уникальный биологический вид, и я чувствовала себя ученым, высадившимся на неведомом берегу, чтобы изучить тайны аборигенов. Самые красивые люди здесь выглядят самыми счастливыми и вполне довольными жизнью. Самые же привлекательные те, кто излучает юмор и добродушие. Казалось, что вокруг них воздух становится светлее и радостнее. Мне страстно захотелось стать такой же.

Я принялась усваивать практические уроки. Я встречалась с людьми, которых видела в первый и последний раз в жизни, и поэтому могла не думать о последствиях. Едва ли можно меня в этом обвинять. Я была молода и неопытна в cultura de ficar [19], но мне очень хотелось разделить мое тело с телами других молодых людей, научиться общению на телесном языке, поучаствовать в празднике сексуальной чувственности и интимности. В конце каждого вечера люди разбивались на пары и принимались страстно целоваться, и я стала ярой поклонницей этого вида спорта. Я научилась всем видам поцелуев – втягивала в рот язык партнера и просовывала ему в рот свой язык. Я научилась щекотать нёбо так, чтобы партнер терял голову. Я поняла, что обмен поцелуями – это разговор. Иногда пустая болтовня едва знакомых людей, иногда же задушевная беседа двоих, стремящихся к бесконечной близости и слиянию.

Я рассматривала любовь как предмет, которым надо овладеть, подобно, например, португальскому языку. Совершенствуясь в беглой речи, я одновременно преуспевала и в искусстве обольщения. Я ходила в ночные клубы, ставя перед собой совершенно определенные цели: например, насколько смогу сблизиться с человеком, не сказав ему ни единого слова, или насколько смогу обескуражить его, ни разу не прикоснувшись. Я практиковалась на школьниках, утомленных студентах, стариках и трансвеститах.

Первый бразильский мужчина, с которым я целовалась, был геем. Поистине величественным – с бронзовым от блесток и краски телом. Он носил золотистый нагрудник и изукрашенный, в заклепках пояс. В длинные черные волосы вплетены цветные перья и вставлены поделочные камни. Естественно, он был вызывающе самоуверен, и мне захотелось подчинить его себе, прикоснуться губами к его подкрашенным губам. Это сродни желанию завоевать приз, заполучить такой же необычный трофей, как я.

За всю мою короткую жизнь я не встречала так вычурно украшенного человека. Я представила его в крошечной убогой квартирке, где он тщательно готовится к выходу, укладывая камни в волосы, нанося на веки тени, гармонирующие с губной помадой. Меня совершенно не интересовали в тот момент ни его мужественность, ни его женственность, меня поразило мольба: оцените же мою красоту! Меня восхитила его смелость, и мне захотелось поискать его слабые места.

Наверное, я завидовала его способности не смущаясь выставлять себя в странном свете, умению показывать себя таким, какой он на самом деле. Я еще не умела так владеть собой. Тогда не умела. Внешне я, конечно, являла собой образчик уверенности в себе и открытости, но на самом деле была озлобленной и одинокой и не знала, как относиться к миру и взаимодействовать с ним. Мне страстно хотелось быть доброй, но я лишь изо всех сил старалась казаться доброй, прикрывая озлобленность. Я не знала иного образа жизни, а умела лишь расчленять и насиловать. Поцеловав этого человека, я моментально овладела его серьезностью, его честной красотой, фантасмагорией, ставшей воплощением человечности только благодаря его существованию в мире. Все его добрые намерения и энергия выплеснулись в мир, и мне захотелось попробовать их на вкус и проглотить, похитив у него.