М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Во многом он ведет себя и говорит так же, как мужчины, с которыми я встречалась раньше, так как партнеров я выбираю по вполне определенным критериям. Я не люблю его так, как он меня, но это не значит, что я не могу его любить. Я и люблю – по-своему. Я не могу сказать, что не любила так же и других до него. По большей части я добра и щедра в отношении своего нынешнего друга.

Иногда у меня бывают и побочные связи с другими мужчинами или женщинами. Не часто, да я и не стремлюсь, но я не колеблясь иду на это, встретив человека, которым в данный момент хочу обладать. Я не расцениваю эти связи как измены, но не рассказываю о них, чтобы избежать драматических сцен. Побочные связи я расцениваю как эксплуатацию, а не как владение, поэтому у меня не возникает никаких опасений по поводу возможной эмоциональной привязанности. Так как эти связи по самой своей природе временны, я не считаю, что постоянные любовники должны занимать ими свои головы. Я понимаю, что не все относятся к побочным связям, как я, и потому помалкиваю. В обмен на преданность я даю романтическим партнерам то, чего им не даст никто; видеть скрытые потребности человека и удовлетворять их – это настоящая служба социальной поддержки. Взамен они дают то, что мне необходимо: обожание, деньги, добрые советы, радость пользования их телом, обеспечивают мне доступ в важные для меня места (при наличии влиятельных друзей и родственников) и даже иногда служат бо́ями, нося пакеты с едой из машины в дом. Это, конечно, не вполне равноценный обмен, но до сих пор ни один мой друг не возражал.

Первое воспоминание о беззастенчивом использовании человека, испытывавшего ко мне романтические чувства, связано с детским садом. Там я познакомилась с мексиканским мальчиком, который почти не говорил по-английски. Он серьезно в меня влюбился и выражал свою преданность подарками. Больше всего я любила блестящие карандаши, продававшиеся в автомате за 25 центов.

Когда у маленького мексиканца кончились четвертаки, он стал дарить мне модели гоночных машин, видимо, из запаса своих игрушек. Я отдавала машинки братьям в обмен на нужные мне вещи из их ранцев. Это продолжалось несколько недель, пока мой брат Джим не велел мне сказать мексиканцу, что он мне не нравится. Я не поняла, почему, собственно, должна это сделать. Что в этом хорошего? Я бы перестала получать машинки, карандаши и все остальное, что было у того мальчика. При этом он потерял бы нечто таинственное, что получал от меня, – надежду на ответную любовь и возможность мною восхищаться. Мне было непонятно, зачем надо все это рушить. В любом случае мне нравилась его любовь. Нравилось, как и всем людям, быть любимой.

От каждого, с кем меня сталкивает судьба, я получаю что-то свое и к тому же обладаю замечательным терпением в отношении чужих чудачеств. Много лет спустя, на заре моей карьеры, когда я начала работать в престижной конторе, я познакомилась с человеком, своей преданностью напомнившим маленького мексиканца. Это был парень с точеным телом, проницательными синими глазами и светлыми кудряшками (не хватало только лаврового венка). Он жил с братом в однокомнатной квартире с двумя двуспальными кроватями, как Берт и Эрни из фильма «Улица Сезам», и уже на протяжении шести лет числился безработным. Он ел один раз в день – неизменно два чизбургера из «McDonald's», расположенного в паре кварталов от дома его брата. В результате, во всяком случае, он так думал, у него начали выпадать волосы, и действительно, когда мы целовались, его волосы постоянно оказывались у меня во рту. Целыми днями он играл в «стрелялки» или слушал саундтреки боевиков. Он был очень рад, что меня не отталкивают его причуды, хотя однажды я сказала, что не могу без конца слушать запись фильмов «Ка-Пэкс».

Однажды я послала ему книгу о жизни больных с синдромом Аспергера. Такой диагноз врачи ему не ставили, но он согласился с моим любительским суждением. Для меня диагноз был очевиден. Он говорил мне об отчаянии по поводу того, что в «отношениях между мужчиной и женщиной нет логики и порядка» и что невозможно предусмотреть все «острые углы». В какой-то мере этот парень был моей несколько испорченной копией, и я надеялась, что из наших отношений выйдет что-нибудь путное.

Так же как тот мексиканский мальчик, парень открывал сердце нараспашку. Но здесь я рассчитывала на долговременные отношения. Он удовлетворял всем моим критериям: красивый, легкий в общении, не склонный к злословию и податливый. Но он был очень бедным и требовательным. Он был нужен мне, чтобы принимать меня и мои потребности так же, как я принимала его. Даже после того как я стала официальной безработной и у меня появился досуг, я продолжала считать, что он отнимает у меня слишком много времени. Это, конечно, ничтожный повод для серьезной ссоры, но в такой ситуации я не могла чувствовать себя счастливой, а я хотела быть счастливой, и именно с ним. Он был первым мужчиной, с которым я стала встречаться, получив официальный ярлык патентованного социопата. Мои прежние связи, одна за другой, рушились, как карточный домик, и мне страстно хотелось поверить, что я смогу, если захочу, построить крепкие, долговременные отношения. Но я не знала, как обращаться с чужими романтическими чувствами.

Наконец я решила, что, возможно, наилучший способ понять друг друга – выработать понятный обоим рациональный язык. Я объяснила ему, что у нас не совпадают мотивы для встреч. Я воспринимаю мир не так, как он. Я посоветовала ему тратить один час на дела, которыми он не стал бы заниматься сам, за каждый час, проведенный со мной, чтобы он мог взглянуть на положение вещей моими глазами. Не теряя времени даром, я составила список приблизительно из восьмидесяти пунктов, куда включила чтение литературы по моей специальности, фотографирование или прослушивание национального общественного радио. Мне в принципе было все равно, чем он займется, но хотелось показать, что мое время стоит примерно в два раза дороже, чем его.

Меня удивило, что он не принял мое предложение. Ретроспективно я понимаю, что список оскорбил его лучшие чувства. Думаю, я надеялась, что он, как сохранный и социально адаптированный аутист, поймет это мое предложение как попытку сохранить отношения, а не оскорбить его. Я надеялась, что уступка – решение встречаться с «аспергером» – избавит меня от беспрестанного хождения по минному полю эмоциональных состояний эмпата. Я надеялась, что смогу построить долговременные отношения с ним. Теперь я сомневаюсь, что мне удастся построить устойчивые отношения с кем бы то ни было. Выйду ли когда-нибудь замуж? Продлится ли брак хотя бы несколько лет? Мне кажется, что единственное, на что я могу рассчитывать, – это череда болезненных разрывов.