Эрих Фромм - Величие и ограниченность теории Фрейда

Развитие трансфера в ситуации психоанализа подкреплялось специфической обстановкой, в которой предпочитал работать Фрейд. Пациент лежал на кушетке, аналитик сидел позади него, невидимый для пациента, большую часть времени просто слушал и лишь время от времени сообщал об интерпретации услышанного. Фрейд однажды признал истинную причину такой организации сеанса: он не мог вынести, чтобы другой человек по многу часов в день смотрел на него. Дополнительным основанием психоаналитики называют необходимость оставаться чистой страницей для пациента, чтобы любые реакции объекта анализа могли рассматриваться как проявления трансфера, а не выражение чувств к реальной личности психоаналитика. Последний довод является, конечно, иллюзией. Внешность человека, сила его рукопожатия, его голос, его отношение к вам, когда он что-то говорит, – в этом достаточно материала, чтобы позволить вам многое узнать об аналитике, и идея о том, что он остается не только невидимым, но и неизвестным, очень наивна. Может быть, здесь следовало бы привести краткое критическое замечание. Вся ситуация, когда безмолвный, предположительно неизвестный аналитик, который не должен даже на вопросы отвечать, сидит позади пациента (обернуться и рассмотреть аналитика для пациента практически табу) [9], на самом деле приводит к тому, что пациент начинает чувствовать себя ребенком. Где еще взрослый человек оказывается в такой полной пассивности? Все преимущества принадлежат аналитику, а пациент обязан раскрывать свои самые интимные мысли и чувства перед фантомом не в результате добровольного акта, но из-за морального обязательства, принятого на себя в силу согласия подвергнуться психоанализу. С точки зрения Фрейда такое превращение пациента в ребенка шло на пользу, поскольку главной целью было раскрыть или реконструировать раннее детство объекта анализа. Главным недостатком такой инфантилизации является то, что пациент во время сеанса превращается в ребенка, а взрослый человек, так сказать, устраняется из картины; пациент высказывает те мысли и чувства, которые имел в раннем детстве, а взрослый в нем, который был бы способен оценить ребенка со взрослой точки зрения, отсутствует. Другими словами, пациент почти не ощущает конфликта между своими детской и взрослой личностями, а именно это понимание приводит к улучшению или изменению. Когда слышен голос ребенка, кто будет возражать ему, отвечать ему, ограничивать его, если только голос взрослого тоже не окажется в распоряжении пациента? Впрочем, главная цель моего обсуждения феномена трансфера заключается не в имманентной критике с точки зрения терапевта (которая на самом деле сводится к обсуждению психоаналитической техники), а в демонстрации того, как Фрейд сузил свой клинический опыт трансфера, сочтя, что чувства и установки, характеризующие трансфер, переносятся из детства на ситуацию психоанализа.

Если мы отбросим это объяснение, мы увидим, что Фрейд открыл феномен, имеющий гораздо большее значение, чем он думал. Феномен трансфера, а именно добровольная зависимость человека от других – авторитетных – личностей, ситуация, при которой индивид чувствует себя беспомощным, нуждающимся в обладающем бо́льшим авторитетом вожаке, готовым подчиниться этому авторитету, представляет собой наиболее часто встречающуюся и наиболее важную характеристику социальной жизни, выходящую далеко за пределы конкретной семьи и аналитической ситуации. Любой желающий видеть может обнаружить чрезвычайную роль, которую трансфер играет в социальной, политической и религиозной сферах. Достаточно взглянуть на лица в толпе, аплодирующей харизматичному лидеру вроде Гитлера или де Голля, чтобы увидеть одно и то же выражение слепого поклонения, обожания, любви, нечто, превращающее заботы скучной повседневности в страстную веру. Нет даже необходимости в том, чтобы лидер обладал голосом и статью де Голля или напором Гитлера. Если изучить лица американцев, встречающихся с кандидатом в президенты, или, как более яркий пример, с самим президентом, можно заметить то же типичное выражение лица, выражение, которое можно назвать почти религиозным экстазом. Как и при психоаналитическом трансфере, здесь почти ничего не зависит от реальных человеческих качеств обожаемой личности: сама должность или даже просто мундир превращают ее в достойное поклонения лицо.

Вся наша социальная система базируется на этом необыкновенном воздействии человека, в большей или меньшей степени обладающего привлекательностью. Трансфер в психоаналитической ситуации или поклонение толпы лидерам не отличаются друг от друга: они имеют в основе чувство беспомощности и бессилия ребенка, которое ведет к зависимости от родителей, или при психоанализе от аналитика (как замене родителя). Действительно, невозможно отрицать, что младенец не прожил бы и дня без заботы и защиты матери или ее заместителя. Какие бы нарциссические иллюзии ни питал ребенок, факт остается фактом: с точки зрения его положения в мире он беспомощен и потому нуждается в помощнике. Впрочем, тот факт, что взрослый человек тоже беспомощен, часто упускается из вида. Во многих ситуациях, с которыми ребенок не справился бы, взрослый знает, что делать, но в конце концов также чрезвычайно беспомощен. Ему противостоят природные и социальные силы, настолько могущественные, что во многих случаях он так же бессилен против них, как ребенок против сил, действующих в его мире. Правда, взрослый научился разными способами защищаться. Он может объединяться с другими, чтобы оказаться лучше вооруженным против опасностей и угроз, но это не меняет того обстоятельства, что человек остается беспомощным в борьбе с природными катаклизмами, в борьбе с лучше вооруженными и более могущественными социальными классами и нациями, в борьбе с болезнями, и, наконец, в борьбе со смертью. Взрослый имеет лучшие средства защиты, но и гораздо лучшее осознание опасностей, чем ребенок. Отсюда следует, что контраст между беспомощным ребенком и сильным взрослым в значительной мере фиктивен.

Взрослый, как и ребенок, жаждет иметь кого-то, кто позволит ему чувствовать уверенность, надежность, безопасность, и именно ради этого он готов и склонен обожать индивидов, которые являются или охотно представляются спасителями или помощниками, даже если в действительности они наполовину безумны. Социальный трансфер, порождаемый тем же чувством беспомощности, что трансфер в ситуации психоанализа, представляет собой одно из самых важных общественных явлений. Фрейд, открывший трансфер в психоаналитической ситуации, сделал еще одно универсально валидное открытие, но в силу своих предубеждений не смог полностью оценить его далеко идущие социальные последствия.