Джордан Питерсон - Карты смысла. Архитектура верования

Угрозы также имеют отрицательную значимость. Как и обещания, они подразумевают возможность, но при этом сулят наказание, боль и страдание. Угрозы – намеки на наказание – это стимулы, указывающие на повышенную вероятность наказания и боли [70]. Как и обещания, угрозы абстрактны и при этом не всегда вторичны или заведомо усвоены [71]. Существуют угрозы, которые мы «определяем на уровне рефлексов». Эти неожиданные явления заставляют нас остановиться и почувствовать тревогу [72]. Возможно, так же действуют некоторые «врожденные возбудители страха», например змеи [73]. Поведение, из-за которого мы получаем намек на наказание и чувствуем тревогу, обычно со временем прекращается (как и действия, которые приводят к немедленному наказанию) [74].

Проще говоря, удовлетворение и его сигналы хороши ; наказания и угрозы плохи . Мы склонны двигаться вперед [75](надеяться, радоваться, познавать новое), а затем потреблять (есть, пить, заниматься любовью), когда нас окружают хорошие вещи и события. Сталкиваясь с тем, что нам не нравится, мы останавливаемся (и чувствуем тревогу), затем отступаем, движемся назад (и страдаем от боли, разочарования, фрустрации, одиночества). В самых обычных ситуациях, когда люди заняты чем-то привычным и знают что делать, этих основных ориентиров достаточно. Но реальность зачастую оказывается сложнее. Если бы вещи или ситуации были однозначно положительными или отрицательными, хорошими или плохими, нам не пришлось бы выносить суждений; не пришлось бы думать о своих поступках, о том, как и когда нужно начать вести себя по-другому, – в действительности нам вообще не пришлось бы думать . Однако мы постоянно сталкиваемся с амбивалентностью смысла, то есть с проблемой двусмысленности бытия. Вещи или ситуации могут быть плохими и хорошими одновременно, а также хорошими (или плохими) с абсолютно разных точек зрения [76]. Например, кусок торта хорош , если вы долго не ели или голодали. Этот же торт плох , если вы хотите оставаться привлекательными, ведь для этого нужно поддерживать форму. Малыш, который только что опи́сался в постели, но уже умеет ходить на горшок, вполне может одновременно испытывать удовлетворение от физического облегчения и тревогу из-за ожидания реакции его близких на этот проступок. В этом мире за все приходится платить, и при оценке значения вещей следует учитывать затраты. Смысл зависит от контекста; контексты – те самые истории – отражают цели и желания. Не вступать в конфликт с окружением очень непросто. У нас много целей, много историй, много ви́дений идеального будущего, и погоня за одним часто мешает нам (или кому-то еще) получить другое.

Мы решаем проблему противоречия смыслов, оценивая вещи через призму наших историй. Эти истории – наши карты опыта и возможностей, которые можно перекраивать, ведь на их содержание влияют запросы нашего естества. Центральная нервная система человека состоит из множества «генетически связанных» автоматических подсистем, которые отвечают за биологическую регуляцию: поддерживают, к примеру, температуру тела, обмен веществ и уровень углекислого газа в крови. У всех этих подсистем своя работа. Если одна из них на какое-то время встанет, остановится вся «игра», возможно, навсегда. И больше не будет никаких свершений. Мы должны действовать (по необходимости), чтобы выжить. Однако это не означает, что все действия человека предопределены – по крайней мере, в упрощенном понимании. Рабочие подсистемы человеческого тела отвечают за инстинкты (жажда, голод, радость, похоть, гнев и т. д.). Но они не подчиняют себе поведение и не превращают нас в управляемых роботов. Они, скорее, влияют на наши фантазии и планы, меняют смысл намеченных целей, пересматривают их важность, дорисовывают картину идеального будущего (задуманного в сравнении с невыносимым на сегодняшний день настоящим).

У каждой базовой подсистемы есть особый, уникальный образ того, что представляет собой идеал, – образ самой важной цели здесь и сейчас. Если человек несколько дней голодал, скорее всего, в желанном (ближайшем) будущем он увидит щедро накрытый стол. Если женщина умирает от жажды, она будет мечтать о стакане воды. Все люди относятся к одному биологическому виду, поэтому мы склонны соглашаться в том, что следует считать ценным (по крайней мере, в общих чертах и в определенном контексте). По сути, мы можем с некоторой долей вероятности определять, что отдельная личность (и отдельная культура) считает желанным в то или иное время. Кроме того, мы можем повысить точность оценок с помощью программируемых ограничений (поскольку они определяют контекст толкования). И все же мы не можем сказать наверняка , чего именно хочет человек, находящийся в гуще повседневных событий.

Еще сложнее оценивать значимость вещей или ситуаций, когда достижение одной биологически обусловленной цели мешает достижению другой [77]. Чему отдать предпочтение, если мы одновременно хотим интимной близости и чувствуем вину или если нам холодно, страшно и хочется пить? Что, если единственный способ добыть пищу – украсть ее у такого же голодного, слабого и зависимого? Что управляет нашим поведением, когда желания вступают в противоречие, то есть когда получение одного блага означает потерю другого или утрату нескольких вещей? В конце концов, нет никаких оснований полагать, что в тот или иной момент все наши подсистемы единогласно выберут наиболее желанное благо. Из-за невозможности легко прийти к согласию люди от природы склонны к внутренним противоречиям и связанным с ними эмоциональным выплескам. Чтобы разрешить конфликт, мы манипулируем своим окружением и убеждениями. Мы меняем себя или вещи вокруг нас, стараясь чаще получать удовлетворение, обрести больше надежды, уменьшить боль и страх.

Именно высшие корковые системы – филогенетически более поздние, более продвинутые исполнительные [78]отделы головного мозга – должны выносить суждения об относительной ценности желанных состояний (и таким же образом определять надлежащий порядок применения нужных средств [79]). Эти системы должны наилучшим образом учитывать все оттенки желания и определять верный способ его выражения. Мы принимаем решения о том, что считать ценным, каждый час и каждую минуту. Веское право голоса здесь имеют неврологические подсистемы, ведь они поддерживают в нас жизнь и полностью отвечают за гармоничность существования (у каждой из них своя зона ответственности). Чтобы единое государство, которым является человек, процветало, все его части должны работать слаженно. Поэтому игнорировать одно благо – значит рисковать всем. Игнорировать требования одной жизненно важной подсистемы, – значит несправедливо угнетать ее. Через какое-то время она возвысит голос, овладеет нашими помыслами и сделает будущее непредсказуемым. Поэтому «верные пути» следует выбирать общим голосованием