Павел Агеев - Обнажая душу. Том I. Под дозой жизни

– Это мой дом и в нем будут жить те, кого приютила!..

Так ошеломленно он и ушел, а благодаря стойкому духу и большому сердцу женщины, мои предки обрели временный уголок уюта.

До раскулачивания они не были никакими «кулаками», только трудились, не покладая рук всем своим родом, не нанимая работников…

Несмотря на пережитое: боль, кровь, голод, в их добрых глазах не было озлобленности. Прабабушка была хлебосольная: пироги, ватрушки, запеченная тыква – этим и многим другим потчевала гостей.

Прадедушка Гриша и прабабушка Марфа

Прадедушка обладал искрометным чувством юмора, часто отвечал шутками:

– Дедушка, ты куда ходил? – бывало, нарочно спрашивали мы.

– Красотой хвалиться! – с доброй и открытой улыбкой отвечал он.

Любил подшучивать над собой:

– Ох, памяти нет! – сокрушался он. – Наклонился шнурок завязать, выпрямился и забыл, что внизу делал!

Очень добрая и любящая друг друга пара! Поистине лебединая любовь, которую можно только воспевать высоким стилем!

Дедушка часто пел песни: «Шумел камыш», «Синий платочек», «Сама садик я садила»…Много слов знал на немецком языке – эхо войны.

Так приятно сознавать, что в моем роду были такие добрые и любящие предки.

Росли хулиганистыми – это факт, но было место и романтике!

В наш хутор приехали новенькие: муж, жена и две дочери. Младшая – восьми лет, как раз моего возраста.

Я сразу же сообразил, что в данном случае следует делать – купил шоколадку и пошел знакомиться. Но по дороге к ней очень волновался: сердце колотилось, руки тряслись, ладони потели, а про себя проговариваемая речь ужасно путалась. Когда увидел ее, готов был бежать назад, но брал себя в руки и направлял к ней…

Чтобы не волноваться, рефлекторно распечатал ту шоколадку и с ее помощью активировал гормон радости. Сам того не заметил, как половину съел. В итоге протянул девочке оставшуюся половину шоколадки, что таяла от волнения в «накаленной ладошке» с фразой:

– Поделимся!

Кто бы видел в этот момент ее удивленное лицо!..

Затем продолжил начатое. Нет, не шоколадку доедать, а знакомиться:

– Паша!

– Настя!

Такой романтичный подход «положил ее сердце на лопатки» и у нас закрутился детский роман…

Недалеко от хутора луга преображаются с приходом весны – в конце апреля распускаются тюльпаны. Они волшебным образом превращают поле в море, переливающееся колоритом желтого, белого и красного. При легком прикосновении ветерка цветы колышатся волною, наклоняя крупные бутоны цветов. Взор утопает в том море, где другого берега не видно, а все вокруг благоухает неповторимым ароматом весны.

Каждый год мы всей семьей ездили на то место, собирали лазоревые букеты, привозили домой и расставляли по вазам.

Я брал несколько тюльпанов, заходил за Настей и мы шли в школу. Носил ее портфель и бережно держал за ручку. Сидели за одной партой, а после школы провожал домой. Сделав уроки, вновь с тюльпанами окрыленно бежал к Насте! Наш детский роман продолжался около года!.. И это были романтичные дни моего детства.

После развода родителей мы с братом еще долго отвыкали от того, чтобы не убегать из дома, а там и друзья были старше нас…

Была у нас и совеем не детская забава – ночью ходить на кладбище, что находится за хутором на холмах. А идти туда приходилось мимо небольшого лесочка, где неподалеку жила бабка с репутацией ведьмы. Кто-то из старших, видимо, придумал это для устрашения. Сначала ходили на кладбище на спор. Относили туда вместе какую-нибудь вещь смельчака, оставленного до времени у клуба под присмотром. Он не должен был видеть, куда мы положим эту вещь. Возвращаясь, мы сообщали, на какой могиле и в каком ряду она лежала. И смельчак должен был без спичек и фонарика идти один на кладбище. Сказать, что до ужаса было страшно – ничего не сказать!

Это испытал и я. Не забуду своих первых шагов за предел хутора, где стеной стояла тьма! Тусклая луна отбрасывала тени от плывущих облаков и деревьев. Я делал шаг вперед, а душа пятилась назад. К тому же мы установили временной лимит, и надо было поторапливаться. С каждым шагом все выше и выше поднимался на холм, а разум отказывался что-то осознавать, грозясь вовсе отключиться.

Минут 20 уходило на дорогу в одну сторону. Поднимаешься на холм, а там кресты и ветер со скрипом пошатывает ветки деревьев, что посажены на том кладбище. Тени от них искаженным восприятием оживали образами зомби.

Эмоции блокировали разум, и было сложно концентрироваться на поиске спрятанной вещи! Любой звук приобретал зловещее значение, а движущиеся тени деревьев многократно увеличивали эффект до ощущения ужаса.

Как только находил ту вещь, что была на тот момент подобна кладу, то тут же со скоростью гепарда бежал обратно к клубу. И уже не ощущал землю под ногами и не замечал ни крестов, ни леса, ни дома «ведьмы». Казалось, на обратный путь уходили считанные секунды – и вот ты у первого дома в хуторе. Бежать еще продолжал, но сердце уже не так бешено колотилось в груди. Возле магазина останавливался, чтобы отдышаться, а потом вальяжно шел до клуба с таким видом, будто совсем не было страшно!..

Благополучно возвратившись, получал выигрыш, не подавая вида, что всего несколько минут назад пережил безумные страхи. Зато у клуба под неутихающую музыку девяностых чувствовал себя настоящим героем. Мне льстило, что девушки постарше хвалили за смелость. В тот момент понимал, что такой финал стоил того, через что прошел! Так утверждался в своем окружении и подпитывался чувством собственной значимости от тех, кто был старше меня, особенно если это были девушки.

Пастух – профессия неудачника! Так считает большинство, а у меня на этот счет свое мнение. Это же такая возможность общения с природой, пешего похода на многие километры, укрепления здоровья, бодрости духа, ощущения прекрасного! Разве можно сравнить это занятие с работой в офисе?!

Мы с малых лет пасли коров и коз, сначала помогая взрослым, а затем нам одним доверяли стадо. Это не было чем-то принудительным. Наоборот, мы ощущали свободу в кубе. Нравились и доверие взрослых, и наша собственная ответственность за порученное дело. Не только это мотивировало, но и возможность единения с природой. Это же заветная мечта художников – запечатлеть на холсте ее первозданную красоту. Когда с холмов смотришь на степи и леса, замечаешь и зеленую гладь травки, которую курсивно разделяют серо-белые тропки, и кроны могучих тополей, будто только вышедших из-под рук парикмахера, и легкие барашки-облака на сини неба.