Антонина Лисицына - Дневник регрессолога – II

© Антонина Лисицына, 2022

ISBN 978-5-0056-7994-9 (т. 2)

ISBN 978-5-0056-7995-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Когда я был ученым, я жил в доме один, без папы и мамы. У меня в доме было очень много книг, большой стол и лестница на второй этаж. Рядом было море, я там купался один.

– А что ты изучал?

– Да я уже не помню, но я тогда был большой, у меня была борода.

С этого, самого первого воспоминания моего сына, три года назад, началась моя первая книга и путешествие в регрессионную терапию, которая стала для меня не просто очередным инструментом в работе, а перевернула мое восприятие мира, дала возможность найти ответы на вопросы, которыми каждый из нас задается на протяжении жизни и определила вектор развития на все мое текущее воплощение.

Остальные ванькины воспоминания я сначала не хотела публиковать, потом поняла, что это может быть очень полезно другим мамам, которые уже столкнулись с этим феноменом или которым только предстоит выслушать от своего ребенка истории из серии «когда я был большим». Поэтому во вторую часть я включила те рассказы, которыми сын делился в возрасте от 3-х до 5-ти лет, оставив за кадром имена и некоторые детали, время публикации которых пока не пришло.

Итак, первое воспоминание и при каких обстоятельствах это произошло:

Это была пятница, 18 октября 2019 года, мы сидели с сыном смотрели «Ходячий замок» Хаяо Миядзаки. Вдруг он начал этот разговор, про то, как был ученым. Я бы может и не придала этому особого значения, если бы буквально на днях не наткнулась в одной статье на рассказы матерей о похожих случаях иррациональных воспоминаний у детей. Один из них описывал ситуацию, когда мальчик лет 3-х, услышав песню по радио, оживился и сказал, что знает ее, он ее сам написал. Озадаченная мама нашла в интернете фамилию композитора, который, оказывается, скончался незадолго до рождения сына.

Когда сынуля выдал свою тираду, я решила посмотреть в интернете, какие ученые преставились в начале 2016 года. Больше от нечего делать, чем с какой-то целью, в тот момент я не ожидала получить какой-либо значимой информации.

Я листала фотографии деятелей науки, скончавшихся незадолго до рождения сына, взгляд зацепился за фото одного известного ученого. (Не буду озвучивать здесь его фамилию, поскольку информацию, полученную в воспоминаниях, мы так и не проверили пока документально, ведь через несколько месяцев границы закрыли и наши планы продолжить исследование в стране, где жил этот ученый, не осуществились до сих пор). Зацепилась я за его фото просто потому, что он носил бороду. Скончался он ровно за неделю до рождения сына.

Пока я копалась в интернете, прошло около часа, мультфильм закончился и сын увлеченно играл с конструктором. Ничего конкретного не ожидая, я показала ему фотографию и спросила, знает ли он, кто это. От последовавшей за этим реакции я первый раз в жизни лишилась дара речи.

– Это я! – разулыбался Ванька, – Мама, откуда у тебя моя фотография? Это я был, когда был ученым!

На следующий день после его рассказа о том, как он был ученым, я показала ему фотографию этого человека с супругой, догадавшись, наконец, включить камеру. Он снова (к моему ужасу) узнал себя на фото. Посмотрев на женщину, он сначала сказал, что это мама, потом, что не знает, кто это и спросил меня. Я не хотела испортить эксперимент и сказала, что это тетя. После чего он добавил: а это я с тетей. А что вы там делали? – поинтересовалась я, чувствуя, как волосы встают дыбом. – Танцевали. Мы танцевали и на небо смотрели.

Трудно описать мои впечатления. Сказать, что мне стало нехорошо, значит соврать. Он выглядел таким счастливым, когда смотрел на фото, что мне оставалось только порадоваться, что в его смышленой голове всплывают необъяснимые, но несомненно приятные воспоминания.

Чаще всего дети рассказывают о прошлых воплощениях, находясь в трансовом состоянии, когда задумчиво чем-то занимаются, а также перед сном, или купаясь в ванне, или во время поездки в автомобиле, под мерное убаюкивающее покачивание, позволяющее сознанию задремать и выйти на поверхность глубинным процессам бессознательного, где заархивировано 95% информации, хрянящейся в нашей памяти.

Следующий разговор как раз произошел в машине:

– Мам, у меня болит живот, нужно выпить смекту.

– Точно, надо заехать в аптеку. Все-то ты знаешь, вырастешь – врачом будешь.

– А я уже был врачом.

Уже вечером, укладывая Ваню спать, я спросила: – А каким ты был врачом? – Детским. Я был большой и лечил маленьких детей. Еще я был гонщиком, мы проходили трассу, я был на мотоцикле. Еще я был кладоискателем, мы были в горах и уже знали, где искать, но тут случился обвал. Мы должны были это предусмотреть и проявить осторожность, но мы все равно пошли. А еще я тонул. В глубокой яме.

Стоит отметить, что наряду с безмерной любовью к книгам, присущей Ивану с самого раннего возраста, он всегда внимательно и педантично относится к лечению, принимая спокойно все таблетки и микстуры за редким исключением. Этими воспоминаниями я также объяснила себе его страсть к мотоциклам. Еще в коляске он чуть не выпрыгивал из нее, заходясь от восторга при виде проезжающего байка. Правда, интереса к кладоискательству я в нем пока не обнаружила, но кто знает.

Завести разговор о прошлом еще раз мне удалось во время купания сына. Я попросила рассказать, как он ездил на мотоцикле. Вот что я услышала: я участвовал в гонках, ехал очень быстро, потом другой мотоциклист меня толкнул, я упал и ударился об мотоцикл (показал на свой бок). Мотоцикл загорелся, был пожар, кнопки горели (при этом он жестикулировал, показывая кнопки на руле) и к нему нельзя было подойти, он мог бабахнуть. Потом этого дядьку закрыли в клетку.

Можно ли предположить, что он описывал свою смерть – я не берусь утверждать, но во время рассказа он казался сосредоточенным и глаза смотрели будто глубоко в себя, а я впитывала каждое слово, боясь прервать этот поток информации. Кроме того, незадолго до этого разговора, у него на боку, куда, по его словам, пришелся удар об мотоцикл, появилась небольшая полоса, похожая на ссадину, хотя он не помнил, чтобы ударялся обо что-то в саду. Спустя день-два после того как он рассказал об аварии, полоса исчезла. Я не придавала этому значения, ведь я обработала его кожу заживляющей мазью и это естественный процесс. Спустя год, читая книги Яна Стивенсона, который не только пытался доказать феномен реинкарнации с помощью детских воспоминаний, но и исследовал родовые пятна, отметины и всевозможные дефекты на теле как свидетельства травм, полученных в прошлых жизнях – я вспомнила об этом инциденте. Что ж, все возможно. Кстати, нередко у детей при рождении бывают пятна, которые к году полностью исчезают и в практике Стивенсона были случаи, когда дети рассказывали о ранениях в прошлых жизнях именно в той области, где ранее у них были или сохранились отметины. К примеру, у моей дочери в младенчестве возле глаза было большое родимое пятно, которое через несколько месяцев полностью исчезло. Но ее детским воспоминаниям, если они и были, я, к сожалению, не придавала тогда значения.