Коллектив авторов - Историческая психология: прошлое, настоящее, будущее

О. Е. Серова исследует характер различий истории и психологии: первая изучает процессуально-временной аспект исторических явлений, вторая – содержательный. Как пишет автор, «логика исторического исследования моделирует и воспроизводит процесс, а логика психологического исследования – содержание внутренних состояний личности». При этом О. Е. Серова отмечает и точки их соприкосновения: концепт предпосылочного аксиологического «живого знания» служит, по мысли автора, «методологическим указанием к обоснованию возможности адекватного постижения смыслов актуально ненаблюдаемой, восстановленной творческим мышлением исследователя информации, заключенной в интегративных психолого-исторических феноменах, составляющих проблемное поле исторической психологии».

Историк Д. С. Самохвалов ставит под сомнение возможность интеграции этих наук, так как у них нет общего проблемного поля, целей и задач, не выработаны единые методологические подходы и методы исследований. Наиболее удачным ему представляется соединение истории и психологии в зарубежной психоистории (хотя, как подчеркивает В. А. Мазилов, психоистория – это только особое направление в исследовании личности), а также предложенный еще в 1970-е годы известным советским ученым Б. Ф. Поршневым подход к изучению исторических событий и в целом исторического. Поставленная проблема действительно имеет место быть, но необходимо отметить, что существуют различные уровни анализа предметной области исторической психологии, которые дают возможность привлекать к исследованию общенаучные, специально-научные, а также конкретно-предметные методы, и их сочетание при использовании процедуры психолого-исторической реконструкции расширяет возможности междисциплинарного взаимодействия. (Более подробно о методах исторической психологии говорится в статье Е. Н. Холондович.)

Известный методолог психологии В. А. Мазилов в своей работе подчеркивает именно мультидисциплинарный характер исторической психологии. По мысли автора, он заключается в одностороннем дополнении одной дисциплины другой, с сохранением определенной четкости междисциплинарных границ, предполагающей различие предметов, методов и результатов взаимодействующих дисциплин. Именно эта четкость, как считает автор, выступает условием успеха исследований, с чем трудно не согласиться. Ученый призывает сконцентрировать внимание на проблемах внутрипсихологических – таких, например, как отсутствие единого предмета исследования, отражающееся на всех областях психологического знания. Совместно с В. Д. Шадриковым В. А. Мазилов предлагает в качестве предмета психологии рассматривать внутренний мир человека (на что указывал и Дильтей, обосновывая необходимость появления «науки о духе»). Соответственно, при таком подходе предметом исторической психологии является внутренний мир человека в историческом времени.

Нужно отметить, что единого представления о предмете исторической психологии у авторов нашего сборника нет, и в статьях даны различные его определения из работ В. А. Шкуратова, Е. Ю. Бобровой, В. А. Кольцовой, А. Л. Журавлева и др., наиболее полным из которых, на наш взгляд, является определение В. А. Кольцовой. Оно звучит так: «Историческая психология исследует психический мир человека в его обусловленности историческим временем; она изучает особый класс детерминант – историческую детерминацию психики индивидуального и коллективного субъекта; рассматривает человека как носителя исторических норм и ценностей, объекта и субъекта исторического процесса. Ее предметом являются высшие этажи психики – социально-историческое сознание – та реальность, которая связывает человека с обществом, с человеческой цивилизацией, с историей в целом. Историческая психология раскрывает взаимообусловленность и связь истории развития человека и его психического мира с историей человечества; рассматривает, как человек вписывается в историю, творя ее и определяясь ею в своем психическом развитии» (Кольцова, 2011, с. 86). Это определение демонстрирует широкий спектр предметной области исторической психологии, в котором свое законное место занимают проблемы сознания группового и индивидуального субъекта, ценностно-смысловая и нравственная сферы личности, поведение и социальные взаимодействия в процессе исторического функционирования, а также психологическая составляющая самого исторического процесса. Не будет излишним при этом напомнить, что важно изучать психологические явления, возникающие не только в кризисные моменты истории, но и в стабильные, так как именно в относительно спокойные периоды возможно зафиксировать подлинную «историческую динамику в психологии человека» (Журавлев, 2004, с. 6).

Определение предмета исторической психологии недвусмысленно указывает и на ее объект – индивидуальный или групповой субъект в его социальной и культурно-исторической обусловленности, а более узко – на продукты культурной деятельности человека, в которых объективируется его психика: исторические источники, отражающие мысли, чувства, устремления, установки, ценностные ориентации, идеалы их создателей. Объект исследования в исторической психологии рассматривается в реальной среде его существования, в естественной динамике его возникновения и развития.

Историческая психология является реконструкционной дисциплиной, а психолого-исторические исследования – опосредованными, интерпретационными, и это в какой-то мере ограничивает возможности исследователя и делает необходимым привлечение количественных методов для обработки полученных результатов, что в свою очередь выступает одной из проблемных областей исторической психологии.

Интересную точку зрения на методологические проблемы исторической психологии излагает О. И. Литвинюк. Автор выделяет психологический портрет эпохи как единицу анализа исторической психологии и исходя из нее в качестве предмета предлагает рассматривать филогенез онтогенеза в социогенезе. При этом объектом исследования, по мнению автора, выступят «экспликации психических свойств и функций членов социума на разных стадиях его существования». О. И. Литвинюк также указывает на идиографичность и идеографичность исторической психологии. Идиографичность была выделена В. А. Кольцовой в связи с уникальностью исследований в данной области. Идеографичность исторической психологии обусловлена наличием у нее собственного тезауруса, т. е. «упорядоченной совокупности овеществленных в текстах знаний, понятий, значений». Из этого следует, что, во-первых, «историческую психологию надлежит описывать идеографически через синопсис». Во-вторых, так как она имеет междисциплинарный характер и, следовательно, не может избежать погрешностей, связанных с субъективизмом интерпретаторов, возникает необходимость «дифференциации смежных с нею наук по какому-либо признаку». В-третьих, неизбежна психологизация исторической психологии, так как только методологический аппарат психологии дает возможность, как пишет автор, «проанализировать психологический компонент в выделенных исторических факторах». Для преодоления стоящих пред наукой проблем О. И. Литвинюк предлагает обратиться к методам психосемантики и когнитивной психологии, а также психологии личности, социальной психологии и этнопсихологии. Методы психологической науки дают инструментарий исторической психологии для изучения ее предмета, а смежные науки снабжают ее фактами. Автор делит эти методы на ядерные (психологических наук) и приядерные. Имеется также прослойка – вербальный язык, который отражает свойство психики и имеет материальное выражение, следовательно, необходимо также прибегнуть к методам психолингвистики в психолого-исторических исследованиях. О. И. Литвинюк полагает, что именно в таком виде историческую психологию можно рассматривать как психологическую науку, уже сформировавшую свою методологическую платформу.