Вера Кольцова - История психологии. Проблемы методологии

В целях обоснования выдвинутой им идеи Теплов обращается к ряду классических произведений художественной литературы, приводя убедительные подтверждения их познавательной ценности, богатства содержащихся в них психологических идей. При этом он демонстрирует образец тонкого психологического анализа этого специфического вида источников. Так, Теплов текстологически точно и глубоко психологически обосновывает причину трагедии Сальери в романе А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери», усматривая ее в доминирующей личностной направленности героя: завистливости, узости интересов и устремлений, фетишизации музыки и превращении ее в единственные и заслоняющие все другое цель, содержание и смысл жизни. Сальери становится рабом музыки, которая не возвышает, а духовно опустошает его, приводя к деформации его личности.

Предметом психологического анализа романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» становится у Теплова характер его героини. Молодая Татьяна оценивается им как чувствительный, импульсивный, впечатлительный и непосредственный человек, не способный управлять желаниями и регулировать свое поведение. Он прослеживает те изменения, которые произошли в поведении и характере героини по ходу развития сюжета. В последних главах Татьяна уже отличается сдержанностью, тактом, умением владеть собой; ею руководят не импульсивные порывы, а глубоко осмысленное чувство долга. Теплов пишет: «У Татьяны первых глав романа, в сущности, еще нет характера, имеются только предпосылки к нему. Татьяна восьмой главы – человек с на редкость законченным характером… От непосредственной жизни чувством к строго сознательной жизни по принципу должного  – таково основное направление эволюции личности Татьяны, ярко, хотя и фрагментарно, показанное в романе Пушкина» (там же, с. 129, 130). По мнению Теплова, жизнь Татьяны – яркий и поучительный пример «овладения своим темпераментом, говоря другими словами, история воспитания в себе характера» (там же, с. 129). Выводы Теплова опираются на материалы текста; он цитирует Пушкина, дает свою интерпретацию используемым фрагментам. Дальнейшее развитие анализа приводит его к выделению внутренних предпосылок формирования цельной личности Татьяны, ставшей олицетворением особенностей русского характера («Татьяна русская душой»). К их числу относятся: «привычка к интенсивной углубленной внутренней жизни; органическая народность, т.е. крепкая связь с лучшими традициями народного духа; устремленность к “идеалу”, т.е. направленность от текущей жизни, как она дана в окружающем, к чему‐то лучшему, заданному, о чем мечтают, чего хотят, к чему стремятся; чувство долга  – пока еще “чувство”, впоследствии ставшее сознанием » (там же). При этом подчеркивается, что одних внутренних предпосылок недостаточно: большую роль играют опыт, жизненные уроки, полученные героиней, их глубокое переживание и переосмысление. Теплов выдвигает важное теоретическое положение о сложной системе факторов, обусловливающих личностное становление человека, о серьезной внутренней работе («внутренних бурях»), лежащей в основе этого процесса. Он показывает различные варианты реагирования на одни и те же обстоятельства жизни (сравнение реакций на смерть Ленского Татьяны и Ольги) и вытекающее отсюда разнообразие выстраивания стратегий жизни.

Столь подробное рассмотрение небольшой работы Теплова не случайно, ибо это один из интересных примеров строго текстологического анализа текста художественного произведения, убедительно подтверждающий правомерность, более того, необходимость, использования этого вида источников в научных исследованиях, притом не только в качестве иллюстративного материала, но и как основы получения важных теоретических выводов и положений.

Обращение Теплова к художественной литературе было обусловлено общегуманитарной направленностью его личностных интересов. Это подтверждается, в частности, проведением им глубокого анализа различных вариантов переложения «Плача Ярославны» из «Слова о полку Игореве» (Теплов, 2003в). И хотя работа носит, на первый взгляд, литературоведческий характер, в ней фактически имплицитно содержится раскрытие проблемы психологии понимания и интерпретации текста. Сравнение шести переложений первоисточника 42 42 Теплов сопоставляет следующие переложения текста первоисточника: Беллюстин Н. Ярославна (перевод плача Ярославны) // Благонамеренный. 1819. Ч. 4. С. 141–142; Загорский В.А. Ярославна. Романс // Новости литературы. 1825. Кн. 14. С. 69–70; Шкляревский П.П. Плач Ярославны // Стихотворения. СПб., 1831. С. 11–13; Козлов И.И. Плач Ярославны // Собрание стихотворений И. Козлова. СПб., 1833. Ч. 2. С. 89–92; Берг Н.В. Плач Ярославны // Москвитянин. Ч. 1. Кн. 2. 1846. С. 32; Миллер Ф.Б. Перевод Плача Ярославны // Стихотворения. М.,1873. С. 151–152. приводит Теплова к выводу, что их авторы по‐разному толкуют образы «Плача Ярославны», что определяется степенью понимания подлинника, поэтическим талантом интерпретатора, принадлежностью его к тому или иному идейному направлению.

Например, удачное толкование И. Козловым используемых в тексте слов народной поэзии, представляющее часто символическое выражение определенных психических состояний, объясняется Тепловым его проникновением в дух поэзии «Плача», умением точно воспроизвести уникальность ее колорита, поэтическим чутьем переводчика. Козлов подчеркивает величие и грозный характер образов «Слова», видя в этом их красоту. Главная его заслуга, по мнению Теплова, состоит в том, что «он нашел собственную мелодию для “Плача”, яркую и красивую, которая не противоречила тону подлинника» (там же, с. 279).

Перевод Н. Беллюстина, по мнению Теплова, во многом определяется неточным толкованием жанрового характера «Плача»: автор трактует его как эпическое произведение, хотя на самом деле это типично лирическое произведение, требующее особой ритмики его передачи. «Не всегда удается автору приблизиться к тону подлинника, но виной этому недостаток поэтического чутья, а не нежелание» (там же, с. 277). Много в его переводе собственных привнесений (эпитетов).

Переводы В.А. Загорского и П.П. Шкляревского выполнены в сентиментальном духе, что накладывает нежелательный отпечаток на результат их деятельности. Народность не идет у них «дальше условно‐народного стиля, характерного для сентиментальной эпохи» (там же, с. 278). Подтверждение тому – заглавие, данное Загорским своему переводу,– «Ярославна. Романс». «Образы “Слова”, часто величественные, грандиозные, даже суровые, Загорский старается смягчить, сделать более нежными, подходящими к общему трогательно‐чувствительному тону стихотворения» и тем самым невольно искажает дух эпического творения (там же). Характеризуя рассматриваемые переложения, Теплов подчеркивает еще один немаловажный фактор, определяющий их художественную ценность – степень бережности отношения к подлиннику, стремления к его максимально точному воспроизведению. Он с сожалением констатирует, что не все авторы придерживаются этого правила, вольно обращаясь с текстом, упуская важные идеи, содержащиеся в нем.