Вера Руднянская - Город мудрых дев. Мозаика монастырской жизни

Войдя в великолепный Летний собор, мы увидели следующую картину: хрупкая послушница стоит на пожарной лестнице гигантского размера и проворно протирает лампочки на центральном необъятном паникадиле. Внизу по храму летает необыкновенной красоты молодая, статная монахиня. Она переносит вазы с розами и лилиями, ставит их на подставки перед иконами.

Мы приложились к мощам, представились монахине Ольге, а это была именно она, сказав, что нас направили на помощь, и тут же были отправлены под храм за вёдрами. Натирая полы, мы параллельно рассматривали фрески, иконы, монахинь. Всё для нас было внове.

– Даша, а помнишь, наш батюшка Петр сказал, что можно найти матушку Галину и попросить её показать нам монастырь?

– Да, они ведь давно общаются, и она даже в наш храм в Петербурге приезжала.

– А вот кажется и она! Посмотри внимательно, точно она, помнишь, мы ещё с тобой её по телевизору видели, когда на поезд собирались! Сюжет по новостям про монастырь показывали: матушка рассказывала, как сестры готовятся к Успению!

– Точно, это она! Мы изрядно удивились перед поезд- кой: собрались в Крестовск, а его по телевизору показывают!

Монахиня Галина обрадовалась, узнав, что нас направил в монастырь её любимый отец Пётр и не оставляла нас своими заботой и вниманием первые дни пребывания в обители. И не только она. Все встречавшиеся нам сестры проявляли максимум заботы и теплоты, предлагали свою помощь и дарили угощения к чаю.

Закончив наше первое послушание в монастыре, я остановилась в пустой галерее Летнего собора. Отставила ведро с водой и прислонила к нему швабру. В соборе завершалась многолетняя реставрация, в храме ещё стояли строительные леса от пола до куполов. А в южной галерее было пусто, ни души. Только лики святых пророков и праотцев смотрели с фресок. Вдруг в моей душе стало шириться необыкновенное чувство: меня видят! Кто-то живой смотрит на меня и изучает. Затем я услышала приветствие: «Здравствуй, сестра! Мы древние монахи. Мы рады, наконец-то ты приехала домой!»

«Когда я снова стану облаком,

Когда я снова стану зябликом,

Когда я снова стану маленьким.

И мир чудес открою заново.»

А. Галич

1990

Октябрь. Меня только что привезли из роддома. Мимо проносятся зеленые электрички, трава ещё не пожухла – бабье лето. Всю дорогу из центра до Володарки папка сидел на заднем сидении опеля, уткнувшись носом в кулёк и сиял от счастья. С утра он уже успел заскочить в загс и оформить свидетельство о рождении Веры Викторовны. Это был смелый поступок, ведь жена, тёща и бабушка всё никак не могли решить, как назвать девочку, и, если бы не папа, быть бы мне пришлось скорее всего Евдокией, в честь пра- пра-бабушки.

1991

Долго лежу в большой комнате в мокрых пелёнках.

Обсмотрела уже весь потолок. Когда же появятся эти руки? Где же они? Они появится и станет сухо. Хочу руки … А вот мои первые шаги – от печки до папы и от мамы

до двери. В печке дрова. Мурлыкает кошка Никушка. Баба разгадывает кроссворд. Меня купают в тазике под яблоней – представляю себя островом.

Мчатся электрички и самолёты опускают шасси перед посадкой в Пулково. Так будет всегда.

1992

Мамочка заочно оканчивает полиграфический техникум. На на один из зачётов, вместе с портфелем, взяли и меня. Чтобы никому не мешать и не отвлекать сокурсников от выполнения заданий, мама села на заднюю парту сред- него ряда, на «камчатку». Я только начинала ползать и, пока мамульчик мой была занята подготовкой к ответу, решила совершить исследовательское путешествие. И вот я ползу! Ноги – парты! Ноги-Парты! Снова ноги, снова парты …

Руки! Ко мне тянутся чьи-то взрослые руки, поднимают в воздух и над головой раздается вопрос: «Чей ребёнок?» Мамуля спохватилась, да поздно, я уже у преподавательницы в руках. Мама и не заметила, что дитё уползло. Через 14 лет я сидела в том же самом кабинете и сдавала вступи- тельные экзамены в тот же самый техникум. (Поступила, но учиться передумала).

***

Прабабушка смотрит сериал «Санта-Барбара». Я забралась с голыми пятками на стульчик и рисую каляки-маляки под звуки скандала. 1184 серия, Келли и Мейсон опять не разберутся: кто чей сын, и кто кому отец, и в нашу большую комнату набиваются соседки с нашего переулка, любительницы повздыхать и поохать над чужой вымышленной жизнью.

1993

Мне довелось ходить в три детских садика. Первый – ясли на Васильевском острове. Это был первый драматический опыт моей двухгодовалой жизни. Мама довозила меня на санках до дверей, раздевала и отдавала сонную девочку воспитательнице, а сама бежала на Большой проспект, чтобы запрыгнуть в трамвай, увозивший её на занятия в техникум.

Так и вспоминаю: стою на лестнице в колготках и реву, не хочу отпускать худеньких мамулю с папой. Папе двадцать четыре, он стоит серьезный в меховой армейской шапке, а мамуля заставляет себя улыбаться, и машет варежкой. На ней тонкая курточка и аккуратная шерстяная шапочка. Добрые близорукие мамины глаза в квадратной оправе очков смотрят на меня с грустью. Расставаться не хочется ни на минуту, но надо.

Группа небольшая, в памяти запечатлелся пятиэтажный серый дом с холлом и лестницей из семи-десяти ступенек наверх. От посещения этого учреждения у меня остались три – четыре воспоминания.

Вот мы, шестеро мальчиков и девочек, лежим в маленьких кроватках во время тихого часа. Кроватки стоят под арочным пролётом, через который устроен проход из группы в музыкальную комнату. Нянечка подходит к каждому из нас по очереди, и, поднимая одеяла, проверяет наши попки, повторяя, что под кроватками стоят горшочки и мы уже большие детки.

Ясельный обед. Передо мной тарелка манной каши с комочками, её запихивает в меня насильно воспитательница. (Каши, особенно молочные, не переношу с тех пор).

Нет! Сбежать, единственный выход, – сбежать! И после музыкального урока, натянув колготки повыше, устраиваю великий спасительный побег – сердце разрывается от горя, как же к маме с папой хочется! Тёмный коридор, где-то там улица и родители! Плачу! В таком виде меня ловит пожилая нянечка, берёт на руки, утешает и говорит на ушко что-то ласковое. Успокоилась.

Каждое утро я вцепляюсь в маму и прошу её не водить меня в ясли. И после одного случая мама соглашается. Однажды страшная «воспиталка» криками и понуканиями до- водит вновь и себя и меня до белого каления и выставляет меня в майке, колготках и чешках на холодную лестницу дожидаться маму.

До сего дня с того памятного стояния хронический гайморит. Даже уже не реву от холода и ужаса, а тихо превращаюсь в сопливую сосульку. Наконец открывается уличная дверь и там моя Мамочка! В тот же день из Яслей она меня забрала. И впоследствии сказала, что воспитательницу нужно было немедленно уволить за непедагогические методы.