Джек Прански - Кто-то должен был нам сказать об этом!

Мысль нескончаемым потоком течет в нас, течет сквозь нас. Одному Богу известно, откуда берутся некоторые мысли из всех тех, что приходят нам в голову. Мы не можем контролировать большинство из тех мыслей, которые нас посещают. Мы не всегда можем решить, о чем нам думать, – это не то, что мы можем выбирать. Иногда нам в голову приходят совсем странные мысли. Если мы вдруг подумаем о розовом слоне, стоящем на телефонных проводах, наше воображение может нарисовать нам эту картинку, но мы не отнесемся к ней всерьез (если, конечно, мы не перебрали с алкоголем) и легко отбросим ее. Однако мысли вроде «я ему не нравлюсь» или «она меня игнорирует» мы склонны принимать очень даже всерьез, даже когда у нас нет ни малейшего представления о том, что человек думает на самом деле.

Кто решает, что нам воспринимать всерьез?

Тэмми боялась иголок. Она нервничала из-за того, что по медицинским показаниям ей был назначен курс инъекций. Тэмми избегала уколов из страха перед иглами, и, соответственно, состояние ее здоровья ухудшилось. Когда мы по телефону обсуждали ее страх, я сказал что-то вроде «в момент укола может быть чуть больно, как если бы, проходя мимо кресла, оцарапаться о торчащий из него гвоздик, но стоит ли этого бояться, каждый решает сам».

Я не знаю, почему это пришло мне в голову в тот момент, но я вспомнил, как в 1965 году я повез тогда мою будущую, а теперь уже бывшую жену Джуди в Нью-Йорк. Для нее это была первая поездка в мегаполис. На платформе станции метро, когда поезд со скрежетом и грохотом подъехал к платформе, Джуди вся сжалась и напряглась. Она закрыла руками уши, стиснула зубы, зажмурила глаза и стояла, оцепенев, в то время как остальные люди вокруг спешили по своим делам, как будто ничего необычного не происходило. Я спросил ее, в чем дело, и она ответила: «Это так громко. У меня очень чувствительный слух. Я просто не могу это выносить!» И всякий раз, когда к платформе приближался поезд, с ней происходило то же самое. Но со временем, так как мы достаточно часто приезжали в Нью-Йорк, она перестала так делать. Я попросил Тэмми немного подождать – наверное, она подумала «Что, черт возьми, происходит?», – побежал по коридору к офису Джуди и просунул голову в дверь.

«Помнишь, когда-то ты ужасно реагировала на шум в метро, а сейчас нет, – сказал я. – Что изменилось?»

Джуди задумалась на минуту и сказала: «Я решила больше об этом не думать».

Ха! Я поспешил обратно к телефону и рассказал об этом Тэмми.

«Это очень здорово!» – ответила Тэмми.

Через несколько минут мы завершили разговор.

Когда через месяц я снова разговаривал с Тэмми, она рассказала, что полностью преодолела свой страх перед иглами. Она завершила курс инъекций и сказала, что это оказалось совсем не так страшно.

Что же произошло?

По какой-то причине Тэмми осознала, что ее страх перед иглами был просто мыслью, которая в тот момент делала боль и страх реальными, но по сути все было лишь плодом ее собственного воображения. То, что Тэмми думала об иглах, изменилось аналогично тому, как изменились мысли Джуди о шуме поездов в метро. В результате изменилось и то, что они чувствовали в соответствующих обстоятельствах.

Наше мысли – это наше проживание жизни. Наши мысли и есть наша жизнь.

Теперь, стоя на вершине горы и гордясь собой, Лиза не могла поверить в то, что она это сделала. Она не могла представить, почему совсем недавно это казалось ей невозможным, почему она отказывала себе в этом столько лет. Лиза поняла, что единственным, что мешало ей подняться в горы, было ее собственное мышление. Теперь ее мышление изменилось. Теперь она думала по-другому, теперь у нее был другой жизненный опыт.

Может ли все быть так просто?

Да!

И это самое потрясающее. Это так просто! И мы не могли этого увидеть, потому что оно находится прямо у нас под носом.

Я рассказывал выше, что Лиза смогла победить депрессию, которую она раньше лечила медикаментозно, а сезонное аффективное расстройство, которое раньше полностью выводило ее из строя, теперь имеет очень ограниченное влияние на ее жизнь. Как такое возможно? Ни один из множества врачей-психиатров, которых она посещала долгие годы, не смог помочь ей отказаться от принятия таблеток. Но когда изменилось мышление Лизы – когда она действительно увидела, как она создает каждое свое проживание через свою собственную силу Мысли, – когда она действительно увидела, что все, что она испытывает в жизни, порождается ею самой, она изменилась, и биохимия ее тела также изменилась.

Я не утверждаю, что так происходит всегда. Я не говорю, что люди могут одними мыслями изменить биохимию тела. Я говорю о том, что когда люди получают глубокое осознание относительно истинного источника всех своих жизненных опытов, происходят чудеса. Если бы я не видел этого своими глазами столько раз, возможно, я сам не поверил бы в это: алкоголики и наркоманы, которые прекращают принимать алкоголь и наркотики, которые считают себя «бросившими», а не «бросающими»; приверженцы криминального образа жизни, которые прекращают совершать преступления; люди, жившие в стрессе и сводившие себя с ума, обретают покой и умиротворение; пары, находившиеся на грани развода, где отношения становятся крепче, чем раньше. Если бы я не видел этого так много раз своими глазами…

В понимании силы Мысли нам могут помочь одуванчики. Это пришло мне в голову, когда я стриг газон, усеянный одуванчиками. Мне показалось любопытным, насколько по-разному люди относятся к одуванчикам. В Вермонте одуванчиков так много, что целые поля становятся золотисто-желтыми. На контрасте с изумрудно-зеленым это очень красиво, по крайней мере, мне так кажется. Мне нравятся одуванчики, за исключением тех случаев, когда я стригу газон, а не очень острое лезвие газонокосилки оставляет часть одуванчиков нескошенными.

Для того, кто ухаживает за газонами, одуванчики – это кошмар. Для того, кто делает из одуванчиков вино, одуванчики – ресурс. Для травника одуванчики – благословение. Для кого-то это цветок, а для кого-то – сорняк. А некоторых вообще не заботят одуванчики. Что определяет разницу в отношении людей к одуванчикам? Мысль и только мысль.

Я не утверждаю, что одуванчики не существуют, если мы о них не думаем. Конечно, они существуют! Конечно, они реальны. Я говорю о том, что одуванчики не существуют для нас в какой-то конкретный момент, если только мы не подумаем о них. Я говорю о том, что то, что мы думаем об одуванчиках, определяет то, что мы чувствуем по отношению к ним. И нам приходится жить с этим.

Если мы видим красоту этого цветка, покрывшего поле золотым ковром, мы чувствуем восхищение. Если мы видим его пользу, мы ценим его за то, чем он может быть нам полезен. Если мы воспринимаем его как мешающий нам сорняк, мы проклинаем его. Один и тот же одуванчик может вызывать наше восхищение или причинять нам страдание. И все из-за того, что мы об этом думаем. Один и тот же одуванчик!