Андрей Болотов - Персонологическая модель образа мира человека

Механизм конкретизации и абстрагирования. Поскольку в построении мифа используются подмены одной оппозиции на другую, то «один миф оказывается полностью или частично метафорой другого» (Мифы народов мира, дата обращения: 27.11.2019, с. 15).

Метафора же – это не просто образное сравнение, это способ размышления о понятиях высочайшей степени абстракции. Например, Хоссе Ортега-и-Гассет пишет, что «не все объекты легко доступны для нашего мышления, не обо всем мы можем составить отдельное, ясное и четкое представление. Наш дух вынужден поэтому обращаться к легко доступным объектам, чтобы, приняв их за отправную точку, составить себе понятие об объектах сложных и трудно уловимых» (Ортега-и-Гассет, 1990, с. 72). Иначе говоря, метафора является механизмом для конкретизации абстрактных понятий, при этом выявляется некая суть сравнения, благодаря которой становится возможным обратное абстрагирование.

Благодаря этим двум процессам, метафора несет познавательную, номинативную и смыслотворческую функции: «без метафоры не существовало бы лексики „невидимых миров“ – внутренней жизни человека» (Арутюнова, 1990, с. 9).

Соотношение систем означаемого и означающего. Впрочем, процессы эти происходят не без потерь. Так Леви-Строс отмечает неравенство систем означающего и означаемого, и говорит о двух типах мышления:

· первое «жадно стремится познать вселенную, механизмы которой ему не удается себе подчинить, а потому оно пытается постигнуть смысл непостижимых вещей» (Леви-Строс, 2001, с. 187—188), т.е. имеет недостаток означающего и избыток означаемого (мало смыслов, много деталей);

· второе «имеет всегда наготове массу толкований и эмоциональных откликов, которыми оно всегда готово с излишком снабдить порой недостаточно богатую действительность» (Там же), т.е. имеет недостаток означаемого и избыток означающего (много смыслов, мало деталей).

Другими словами, при абстрагировании происходит сужение детальности и расширении смыслового поля, а при конкретизации – сужение смыслового поля и расширение детальности. В первом случае отбрасываются детали – признаки, а во втором возможные смыслы – назначения. В обоих случаях происходят выбросы и включения, которые участвуют в процессах аутопоэзиса и образования диссипативных структур.

Оси времени. Еще одной структурной особенностью мифа является сосуществование в нем трех осей времени. Леви Стросс упоминает:

· диахронное, последовательное течение времени, причинно-следственные связи или последовательность знаков, которыми рассказывается история;

· синхронное, одновременное течение времени или сущностные связи, которые превращают знаки в символы и обнаруживаются в диахронной последовательности благодаря ее метафорам, т.е. повторениям на другом уровне или материале;

· неназванное прямо, но которое может именоваться альтернативным. Его Леви-Строс вводит, предлагая рассматривать разные версии мифа, героя, разворачивающейся ситуации, как параллельных плоскостей диахронного и синхронного.

Благодаря этим осям, миф одинаково хорошо объясняет прошлое, настоящее и будущее, имеет вневременной характер своей сути, некий общий принцип, повторяющийся в личной и общественной истории, из-за чего миф нельзя уничтожить даже самым плохим переводом, потому как его суть не зависит от языка, на котором он сложился – миф сам является языком более высокого уровня, смысловым языком (Леви-Строс, 2001).

В этой связи представляется интересным, что Szasz характеризует язык психических симптомов как неконвенциональный, недискурсивный, невербальный, иконический – называет его протоязыком. Задачей же психиатра он видит перевод такого языка на обыденный. При этом обычный язык находится в метаотношении к протоязыку (Szasz, 1974). Миф же, соединяет метаотношения и является метаязыком. А метафора в этом метаязыке является аспектом синтаксиса, определяющим семантику.

Анализ метафор считается перспективным направлением психологических исследований из-за их социокультурного генеза и исторически обусловленных перемен, которым они подвержены (Moser, 2000). Другими словами, ценность метафоры для психологии в том, что в каждый исторический период она представляет собой текущий виток развития коллективного бессознательного или новейший слой архетипа. Ведь «даже и сегодня едва только наметившиеся, вторично выработанные концепции проявляют тенденцию приобрести тот же неосознанный характер, <���…> коллективное мышление ассимилирует толкования, показавшиеся ему наиболее смелыми <���…> для автоматического разрешения проблем, характер которых постоянно ускользает как от воли, так и от разума» (Леви-Строс, 2001, с. 29).

Примечательно, что одна метафора сопровождает психологию уже давно. С XVII века и механико-гидравлической теории Декарта до середины XX века и появления первых компьютеров, расхожей метафорой, описывающей человеческую психику, была механистическая метафора (Шульц, 2002; Хант, 2009) – часы, автоматоны и прочие механизмы оказались доступной и понятной моделью, применимой к широкому спектру психических явлений. Однако, в XX веке на смену ей пришла метафора побогаче – компьютерная и кибернетическая.

Примечательно, также что эта метафора эволюционирует не только в психологии, но и в обыденном сознании современного человека, поскольку даже в разговорном языке при описании своих психических процессов и состояний вместо выражений типа «работает как часы», «шестеренки скрипят» или «совсем заржавел», все чаще можно слышать метафоры с такими словами как «программа», «скрипт», «баг», «зависание», «перезагрузка» и проч. Со временем, в людской фантазии, культуре, языке и даже науке механизмы и автоматоны эволюционировали до компьютерной и робототехники. Похоже, что машины и их программы – это даже не метафора человека и его психики, а нечто более глубокое – конструируемый и постоянно дополняемый человечеством архетип самого себя и своей психики во всех возможных взаимодействиях, при этом вынесенный вовне и доступный изучению. И, возможно, через компьютерную метафору, ставшую новым слоем в этом архетипе, уже проглядывает та самая его сквозная «мифическая» суть.

Например:

Бинарность. Компьютер использует бинарную логику и понимает только два знака, которые можно представить механически или электрически, например, как слабый и сильный заряд – ноль и единицу (Бен-Ари, 2000). При этом один разряд допускает только унарную операцию – если не 0, то 1; если не 1, то 0, – и представляет собой действительно неразрешимое противоречие, а два и более разряда допускают различные сочетания и противопоставления.