Энди Купер - Я Вам не Вы, или Выцыганить услугу «Любовь»

Школьные и дворовые хулиганы и гопари – большое и ужасное препятствие везде: на переменах и в туалете, во дворе, по дороге домой. Мысленно кажется, они пытаются разрушить не только твоё тело, но и всю твою жизнь. Все твои действия, и конечно всё сделанное тобой. Некоторые из них уже курят, а некоторые стоят на учёте в детской комнате милиции. Двоих известных в районе и в школе даже учителя-защитники (не противники) моего «внеучебного» мира и поведения пытались привлечь к уголовной ответственности ещё задолго до их знакомства со мной и загона одним из них в туалет с объявлением условий принести к следующему разу 28 булок или 4 шоколадки, чего естественно не сделается (10 лет, 5-й класс школы (4-й год обучения)). Таких юных бандитов и менее агрессивных сорвиголов на глазах детства и юности будет везде достаточно.

Среди всех одноклассников и одноклассниц обоих школ, знавших домашний номер телефона и звонивших чтобы приколоться, лишь один сочтётся реальным хулиганом после поджога на уроке кабинета географии и заставления его классной руководительницы по тому же номеру молить о прощении за телефонное хулиганство поверх ответа перед школой за порчу её имущества. После она же свяжется с моим отцом, посчитав меня много лучшим в школе в сравнении с подобными, и в пределах разумного удалённым от уровня желаемых отличников.

Отец хоть и сотрудник «защиты», но словами потакает моральное и физическое преступление в адрес не умеющего дать нормальный отпор, и допускающего своим же поведением такое к себе отношение, мать также не понимает в чём дело: «Ну вот почему ни к кому не пристают, а к тебе все лезут? Значит ты повод какой-то даёшь, позволяешь чтоб над тобой издевались», но никто из них так и не предпримет ничего дельного для выяснения причины происходящего и устранения какой-либо грамотной мотивацией: за очередное недоразумение суётся книга-повесть с заставлением прочесть сегодня от сих до сих и под пересказ… Идеей фанатеющего историей отца найти друзей будет удивить на перемене парой вручённых им раритетных монет кого-нибудь из ребят. Но стоило это сделать, как сами они давным-давно знали эти блестяшки не хуже него и меня-наученного, не породив на этом ожидаемого результата.

Ещё с четырёхлетнего возраста если не раньше, никто иной как бабушка, не меньше и больше провожавшая и забиравшая из детского сада, узревает постоянное уединение от коллектива из-за ненахождения с ним общего языка. Её просьба к родителям: «Андрей, Ларис, сводите его к психологу, почему он всё время один? Почему его как посадишь за карандаш – так он в истерику, а если рисует – то только одни линии?» особо не слышится, а состоявшиеся всё же походы к нему-бесплатному и пару раз не туда куда надо – к психотерапевту, венчаются чем и ожидались водившей матерью – не больше пустой траты времени. Вернувшись домой, ответится: «Он здоров. Сама ты больная».

Коллектив сверстников просто враг, если не игнорирующее и не взаимно игнорируемое живое пустое место. Он собирается на перемене и о чём-то разговаривает; он каждый своими «кусками» (компаниями) тусует на улице, играет в футбол, подтягивается на турниках, обсуждает просмотренные новые фильмы. С ним живётся вплотную и круглый год даже после всех лагерей – пересекаясь в своём и любом дворах. Его поведение кажется слегка навеянным западной культурой – «втираемой» СМИ на тот момент, а вместе с этим – больше чем раньше распущенным (как и взрослого-руководящего им коллектива тоже: видя, что нашли и забивают отшельника, не помогают и не обращают (как раньше-в советское время) на то внимания, могут и поддерживать это забитие – если сами такие). Его разговор и действия бывают просты и понятны, но повторить такое и за это влиться к нему не выходит. Его жизнь за пределами сада, школы, работы и учёбы остаётся надуманной предрассудочной загадкой. Его увлечения и перспективы неясны и далеки. Разговор с ним длится недолго, оставляет отпечаток недоразумений. Большинство, включая «элитный слой», с первой же связавшей с ним ситуации отшивает сразу – за непонимание и неподобие себе. И сколько не пытается вслушаться в его общение, понять и продолжить беседу, а после общаться дальше и быть во всём с ним – ничто не выходит.

«Я мог быть интересен своими интересами, общением и внутренним миром лишь первые минуты. Недостатками выходили беспрестанные рассказы о себе и жалобы на свои трудности, громкая монотонная «загрузочная» речь и эмоционально-волевая неустойчивость – выход из себя, крики, истерика и неадекватное дикое поведение-реакция на малейшее не так – например на проезд мимо своей остановки, опоздание, где-то задержку-трату времени, падение предмета и порчу одежды, ввязку в проблему по дикой глупости – оттого целую боль в голове о том, что сегодняшний обычный-замечательный день этого совсем не предвещал. Для кучи – не такая походка и прочие телодвижения, лишние действия, всегда попытка договорить свою мысль, видя и игнорируя её полную уже неактуальность в общей/диалоговой беседе, дабы услышать по ней ответ». Энди Купер.

За попытки навязать себя и своё, неуважение и непонятие интересов других, в ответ могла следовать ненависть призёрами такого поведения. Отсутствие этикета при сверстниках и за столом в гостях также не остаются безнаказанностью.

«Андрей, ты не обратил внимание – чё то (родственники по отцу – его братья и их сеìмьи) нас больше не приглашают к себе? Раньше мы к ним часто ходили и они к нам, везде с нами были, ездили куда-то на шашлыки, рыбалки, в походы. Сами вон собираются, ходят друг к другу, а про нас забыли»

– «А небось этот там чё-нибудь ляпнул бл**ь, вот и не ходят». (Истиной причине быть в конфликтах между взрослыми – признании их нам не родными);

10 лет, итог первого свидания в тех гостях с двоюродными братьями и сестрой-почти ровесницей: «Да тя все увидели – просто бл**ь о**ели. Я всё время смотрел как она (эта сестра) глаза протирает – наверняка думала: ни сон ли это – что у неё брат такой?»

Ещё одним «классическим» нареканием будет: «А о чём с тобой можно разговаривать? Книжек мы не читаем, фильмы мы не смотрим. 13 лет бл**ь. Тебе уже 13! (10, 12, 14). А мы всё «коробочки клеим», да на метро катаемся». Позже будет 15-18, 23 года; «Друзей на**й нет, подруг бл**ь нет, от тя все шарахаются. Кому ты нужен-то такой? Ты людям неинтересен! Где бы ты не был, сначала все думают: ну может прикалывается, ладно. Присматриваются. Видят бл**ь уже что нет – это так и есть. Потом начинают чморить. И будут чморить постоянно, везде и всегда!»

Светящиеся на глазах молодёжные премьеры, всеми любимые боевики, детективы и прочее кино любого жанра в целом не понимаются и не вызывают интерес. История с литературой как уже говорилось – аналогичная тьма. Справиться удаётся лишь с саìмой незначимой, посильной информацией.