Наталья Нагорнова - Заглянуть в старость

За неделю до трагедии к ней приходил тридцатилетний внук, и был у них такой разговор:

– Надоело жить! Не хочу больше!

– Уж не задумала ли ты чего? Смотри, вот соберёшься вешаться, к примеру, в ванной на змеевике, сорвёшь его, вода затопит нижние этажи, дочь твоя потом не рассчитается за ремонт соседям. Смотри уж не накажи её! – говорил так, утрируя до абсурда, а у самого мурашки по коже бегали от того, к какой ужасной теме вплотную подступились с обсуждением.

– Точно! Это хорошо, что ты меня предостерёг! – заметила она, – придумала: я во встроенном шкафу это сделаю!

– С ума-то не сходи!

Но именно так она и сделала…

Уж как горевала её шестидесятилетняя дочь, как мучилась и плакала! Спустя две недели переселилась на её кровать. Говорит: «Я ложусь спать и с мамой разговариваю. Как будто она со мной». Через 3 месяца она приснилась ей, да такой ласковой, спокойной. Всё говорила дочери: «Не плачь, не надо. Мне хорошо. Мне здесь лучше».

Но разве это дочь успокоит… И нет у неё ответа – что она сделала не так, и чего ещё она для своей матери не сделала.

Есть понятие, введённое Карлом Витакером, – «достаточно хорошая мать». То есть не нужно быть матерью лучше, чем нужно. Хватит быть достаточной. Иначе у ребёнка будут атрофироваться собственная инициатива и жизненная активность. Так вот, если перефразировать эти слова, нужно ещё быть и «достаточно хорошей дочерью» для своей матери – чтобы не ограничивать спектр её чувств, эмоций, излишних порывов. Достаточной для ощущения нужности, родства, защиты, но не захлёстывающей, не заслоняющей собой реальный мир, не сужающей её мысли, идеи и жизненные задачи.

Спустя полгода дочь бабы Глаши стала разбирать дома коробочку с лекарствами и в ней нашла послание от матери. Это был лист А-4, полностью исписанный. Начинался он так: «Дорогие мои доченька и внученька». Дальше шли слова благодарности за заботу, уход, говорилось, что ей их не в чем упрекнуть, что прожила она долгую и тяжелую жизнь, и что, видно, «…от её болезни лекарств нет». Я читала это письмо. Дочь столько слёз над ним пролила и одна, и с теми, кто пытался её успокоить, убедить её в невиновности, в полной реабилитации данным письменным документом. Но такой поступок, такой страшный уход тем и страшен, что тянет за собой повторы. Дочь твердит: «Жить не хочу, хочу к ним, к родственникам». А вместе с ней убивается и её дочь, внучка бабы Глаши. И в состоянии подавленной тревожности выжидательно наблюдает за ними её правнук.

Однажды я посмотрела экспериментальный документальный фильм «Расколотое сознание», посвящённый сосуществованию двух вероисповеданий в селе Екатериновка Самарской области. Там народная поэтесса Валентина Шлыкова, простая деревенская женщина, описала своё чувство тоски об ушедшей матери в своём стихотворении.

Мама, я наведывать тебя приходила,

Ты сидела всегда у окна

И вязала носочки внучатам,

С нетерпеньем их в гости ждала.

У тебя имя в честь Девы Марии,

Ты красивая очень была.

Я считала – красива, счастлива,

Но ты рано у нас умерла.

Я десять лет пережила тебя, мама,

Собираюсь к тебе на погост.

Ты там подвинься чуть-чуть, как умру я,

И с собой меня рядом положь.

Я в слезах этот стих сочиняла

И просила у Бога ответ:

Почему умирают так рано,

А которы живут целый век?

Однажды моя 72-летняя мама, придя с рынка, рассказала о встрече со своей бывшей давней подругой, тётей Ларисой. Они дружили в молодости. Потом, в среднем возрасте, у той резко стал ухудшаться слух. Она почти оглохла, и жить ей стало очень несладко, так как работала она преподавателем в институте. Почти сразу вслед за утратой слуха и характер у неё резко ухудшился, и вслед за потерей работы она растеряла и всех своих подруг и друзей.

И это касалось не только неудобства общения с ней – помню, как мама рассказывала мне, что встретила тётю Ларису в автобусе, и та так громко кричала ей в ухо и расспрашивала о семейных подробностях, что все оглядывались, и маме было очень неловко. Главное, что глухота изменила её открытый и добрый до этого характер. Она стала напористой, требовательной, непререкаемой. Однажды она попросила маму, чтобы та свела её с дефицитной портнихой. Тогда это было ценное знакомство – в магазине красивую одежду купить было невозможно. От портних тогда, можно сказать, зависело счастье дочерей – «как упакуешь товар, так и продашь». Портниха заартачилась, клиентов у неё было невпроворот, и не соглашалась на новые знакомства. А подруга с мамы продолжала требовать, обижалась, настаивала. Так и разошлись тогда пути мамы и тёти Ларисы.

Специальная психология отмечает, что когда человек теряет какую-либо функцию (зрение, слух, двигательную самостоятельность), то самая сильная психологическая дезадаптация наступает именно при потере слуха. Потому что здесь больше всего нарушается обратная эмоциональная связь, человек перестаёт распознавать оттенки тембра голоса другого человека, его окрас, интонации. Многие нюансы настроения и состояния собеседника не улавливаются, не считываются.

Так вот при встрече мамы с тетей Ларисой на рынке та рассказала ей, что однажды она написала письмо президенту Путину, и ей пришёл ответ вместе со слуховым аппаратом по льготной, очень низкой цене. И вот уже пять лет, как она им пользуется. Мама удивлялась:

– В ней изменилось всё – взгляд, блеск в глазах, настроение, даже характер. Она говорит, что у неё новая жизнь!. Сейчас ей 80 лет.

Эту супружескую пару я знаю почти двадцать лет. То мы с ними были соседями, то пересекались по работе, то вместе путешествовали. Причём, я тесно общалась с Эльзой, а мой муж с Исааком. И когда мы встречались каждый со своим знакомым, потом дома вечером обязательно рассказывали о встрече, как бы дорисовывая общую картину их пары.

Что интересно: мы всегда в наших разговорах скрепляли их вместе, а они всю жизнь между собой жили дистантно. Стремление к независимости, самостоятельности сквозили в каждом их слове каждой из сторон. Но мы всё равно воспринимали их только вместе. И общие знакомые обсуждали и воспринимали их только парой. Сейчас Эльзе 72, она ровесница моей мамы. Но мы с ней всегда настолько понимали друг друга, и разговоры наши всегда были настолько откровенны, что я всегда называла её на «ты», и её это устраивало. А Исааку – за 80.

Оставаясь в браке, они очень давно разъехались по разным квартирам. Вели хозяйство по раздельности, ходили в разные фитнес-клубы, имели разных друзей. И всё-таки все представляли их вместе, даже удивительно.

Однажды я встретилась с Эльзой по пути на работу, а она шла на тренировку. Мы, как всегда, разговорились с ней не на шутку. Она всё советовала мне, чтобы я своим родителям купила абонементы в фитнес клубы, причём, обязательно в разные.