Юна Твердовская - #Про100письма: обиды

– уточнить у предполагаемого обидчика, что имелось в виду;

– самостоятельно дать оценку себе, предполагаемому обидчику и ситуации, сделать соответствующие выводы и при необходимости предпринять действия;

– может дать отпор в случае полнейшей неадекватности предполагаемого обидчика;

И это еще не все варианты!

Ребенок же не имеет возможности (в силу возраста, недостатка опыта и своего зависимого положения) применить хотя бы одно из вышеперечисленных действий. Ему остается только проглотить обиду. О том, что на самом деле глотается вместе с обидой, где эта проглоченная обида потом может обнаружиться, посвящена вторая глава.

А сейчас мне хочется развить мысль о том, почему же многие люди, становясь взрослыми, продолжают глотать обиды. Это очень важно: не все осознают преимущества взрослой независимой жизни и продолжают жить по привычным с детства схемам. В детстве значимыми взрослыми, от которых целиком и полностью зависела жизнь, были родители. Человек вырастает, тянет этот паттерн поведения во взрослую жизнь: теперь значимыми для себя взрослыми человек “назначает” своего партнера/ начальство/ соседей/ друзей/ родственников и продолжает отыгрывать знакомый с детства сценарий: “Я целиком и полностью завишу от…” С одной стороны, такая позиция имеет свои вторичные выгоды. Например, ребенку нет необходимости брать за что-то ответственность: за него всё решают те, от кого он зависим. С другой стороны, необходимо помнить о том, что дети в силу своей естественной зависимости и беспомощности чаще других становятся жертвами. И взрослые люди, которые так и не достигли психологической зрелости, попадают в категорию потенциальных жертв автоматически. Поэтому, если вы обнаружили себя в категории тех взрослых, которым проще обиду проглотить, обратите внимание на опасность стать жертвой и подвергнуться агрессии и, не дай Бог, насилию.

Так может ли обида появиться не детстве, а в более взрослом возрасте? Конечно, может! Есть 2 возможных варианта:

1. Корни взрослой обиды все-таки берут начало в детстве: изначальная обида может уже быть вытеснена в подсознание, откуда ее проекция и воспроизводится через ситуации и людей в текущий момент жизни.

2. Психологическая зрелость не наступила, и человек продолжает воспроизводить травмирующие ситуации из детства, но даже если со временем наступает смирение, то полной удовлетворенностью жизнью такой человек вряд ли сможет насладиться (соматические последствия этого варианта подробно описаны во второй главе).

Остается добавить только то, что для возникновения обиды иногда достаточно какого-либо незначительного эпизода. Глубина обиды и сила ее последующего разрушительного влияния на жизнь совершенно не зависят от того, насколько серьезным может показаться сам инцидент со стороны. Например, на то, что у женщины неудовлетворительно складывается личная жизнь мог повлиять один из следующих обидных эпизодов ее жизни:

– её отец изначально ожидал рождения наследника и негативно относился к самому факту появления девочки в семье;

– суровое воспитание и строгие требования отца в период подросткового возраста дочери;

– по неосторожности отец уронил пепел с сигареты на пятилетнюю дочурку, сидящую у него на коленях.

Что из этого станет отправной точкой, тем самым токсичным зерном обиды, которая будет отравлять жизнь, зависит уже от индивидуального восприятия и личностных характеристик самой девочки, а также от того, насколько прочно и глубоко подобная обида закрепилась в её подсознании.

Поскольку я писала эту книгу, основываясь на клиентском опыте, о чем подробно рассказала в предисловии, предлагаю прямо сейчас в этой главе рассмотреть несколько реальных историй о том, как же рождается обида.

Эти истории мои самоотверженные клиенты присылали мне в ответ на мои личные истории рождения обид, некоторые из них также приведены ниже.

Случай 1 “Ярче всего по сей день мне вспоминается одна мелочь. Правда мелочь. Но обида до сих пор внутри. Мне было 6 или 8, а, может, и 5 Был жаркий день, настроение было хорошее. Я весь день старалась вести себя хорошо. Мы с мамой и братом переходим дорогу на проспекте. А вот и наше любимое кафе-мороженое. Я прошу маму купить нам мороженое. Мама безапелляционно и очень грубо отвечает: “ Нет !”

Мне сих пор обидно… Тогда помню, я подумала: “Если у меня будут дети, то я никогда им так не скажу!”

Из-за этого случая мой внутренний ребенок по сей день рыдает от обиды, наверно, поэтому я имею очень странные отношения и с мамой, и с едой.

Звучит странно… Ни на бывшего мужа, ни на умершего дядю, ни на врущего порой сына я так не обижаюсь. Или забываю, или обиды пустяшные. А вот эту мелочь помню с раннего детства. Аж прослезилась…”

Случай 2 “Мне кажется, что вот эти обиды самые глубокие. Самые разрушительные. Мне очень стыдно, и я ломаю голову, как исправить обиду, которую нанесла своему сыну: когда ему было 5 лет, в запале ссоры (он плохо себя вел и ругался, не слушал и обзывался)я порвала его детские рисунки, которые он рисовал в саду… Ни я, ни он не можем забыть этот случай. Для него случившееся – самая большая обида, для меня – огромное чувство вины…”

Случай 3 “Нам с сестрой очень нравился кукла Вова. Бабушка нам его передала в посылке, а папа выбросил. Было очень печально. Потом у нас были куклы Кати, мы их очень любили, долго спали с ними. А папа в один «прекрасный» момент и их выбросил, пока мы гостили у бабушки. Мы приехали, а дома – пусто…

А ещё нам подарили красивых-прекрасивых кукол, которые стояли на серванте, и нам давали поиграть с ними по праздникам. Но почему-то у меня нет обид, связанных с этими куклами, просто я вспомнила и про них.”

Случай 4 “Когда я вспоминаю этот эпизод из своей жизни, меня охватывает боль и чувство вины. Мои дочери были еще дошкольницами. Я, измотанная за день, часов в 11 вечера, захожу в детскую пожелать им сладких снов и вижу полный погром и буйное веселье: девчонки визжат, скачут и радостно гогочут. Что на меня нашло, не знаю, но я стала стыдить их за то, что они не слушаются, и в порыве ярости и отчаянья раздела их догола и поставила на широкий подоконник. Пока я разбирала погром, они стояли на нем, маленькие, совершенно раздетые, и продолжали смеяться… Только сейчас я понимаю, что тот смех был защитной реакцией от сильнейшего психологического потрясения. Я снова горько плачу! Потому что моя боль от абсолютно разбитой нищебродской жизни по съемным квартирам с детьми и мужем, который постоянно пил и изменял, не идет ни в какое сравнение с той болью, которую я, сука-мать, причинила моим драгоценным крошкам. Как это было возможно?! Как мне стереть этот эпизод из их памяти?! Как вымолить у них прощение? Вся в слезах…”