Татьяна Дьяченко - Опасный нарцисс. Книга четвертая. Нарциссические дети

« Возможен и такой сценарий развития личностного расстройства – атмосфера восхищения и делегирования определенных ролей, в которых родители воплощают свой идеализированный образ. Рано или поздно наступает неизбежное обнаружение несоответствия этому образу, что становится предметом стыда и мучительных переживаний… Главным стремлением такого человека становится сокрытие „неудовлетворительной правды о самом себе“ как от себя, так и от других. Лишенный возможности предъявить миру свое подлинное Я, он тратит всю душевную энергию не на развитие своих задатков, а на поддержание ложного образа Я. В конце концов, его душа начинает напоминать выжженную пустыню, где нет места спонтанному движению, где вся душевная жизнь сконцентрирована вокруг поддержания идеализированного образа Я и попыток оправдать ожидания окружающих. Парадоксально, но при этом он оказывается совершенно отрезаннымот других людей» (выделенные фрагменты подчеркнуты самим Владимиром).

Вина + восхваление + отсутствие любви – вот идеальный рецепт для воспитания нарцисса. Используйте эти ингредиенты каждый день, чтобы вырастить нарцисса. И избегайте этого сочетания всеми силами, если вы хотите, чтобы ребенок нарциссом не стал!

«Всё же хочу настоять на своём: меня не наказывали в детстве» (это ответ на мое предположение о том, что Владимира в детстве могли наказывать, см. Фрагмент восьмой в главе 2 книги второй). «Помню только один эпизод: приехала бабушка, спрятала от меня шоколад, пока не было матери; когда приехала мать, в отместку я вылил на бабушку горячий чай; так мать всё-таки поставили меня в угол на полчаса. Всё. Больше ничего и никогда. Моя мать была не такая, чтобы кого-то наказывать.

А даже если бы она и попыталась, так отец был бы против: «не цепляй моего пацана». Когда я написал Светлане вот эту фразу – «ты барчонок…» – я имел в виду её лицей и ВУЗ. У неё не было там проблем, её ни психологически, ни физически не прессовали, тогда как я и в школе, и в ВУЗе вынужден был постоянно бороться за свое самоуважение – нравы были дикие, а меня не любили особенно, так как я был всегда «гордостью чего-то», самым любимым для преподов и администрации. Я не мог иметь в виду её родителей, так как они как раз были строгие, не чета моим».

Видимо, Владимир считает родительскую строгость и наказания скорее профилактикой от нарциссизма.

«Меня не наказывали за «неудачи», потому что:

во-первых, «неудач» почти не было (я действительно учился лучше других, и мать гордилась мной; а когда я стал подростком и стал прогуливать, она уже не могла влиять на меня);

во-вторых, я был для матери единственным поздним ребенком, для отца – единственным сыном (он даже настоял, чтобы меня назвали в его честь, поэтому у нас с ним одинаковые имена, мое полное имя Владимир Владимирович)».

Кстати, нарциссы довольно часто любят называть своих детей в свою честь.

«С детства я был очень болезненным и нервным, и пару раз вообще чуть не умер. Мать тряслась надо мной, боялась мне слово лишнее сказать. Какое там наказывать! Я считаю, что мои нарциссические поползновения начались по несколько иным причинам.

Это действительно наследственность. У меня есть старшая сестра по отцу от его прошлого брака. Росли мы порознь, сейчас ей тридцать два. Она такая же: крайне эгоцентричная, истеричная, помешанная на внешности, эксплуатирующая родителей, как и я, не хочет ни детей, ни семьи, «разводит папиков на деньги», все её «папики» как на подбор – бандитского вида, приблатнённые. Прям, как наш общий папик.

Мой отец – патологический фантазер (прямо скажем, лжец). Двадцать пять лет он кормит мать пустыми обещаниями скорой райской жизни «во дворце». Деньги у нас действительно были, но он их как удачно добывал, так и мигом спускал: какие-то авантюры, мутные проекты, друзья с мордами аферистов, кутежи и раздача «друганам» денег в долг, карты, пьянки, кабаки, проститутки.

Лжет настолько, что никто не знал, сколько у него было жен. До недавнего времени я думал, что моя мать – его вторая жена. Выяснилось, что четвертая. Причем, оказывается, его мать – то ли его мать, то ли его мачеха. В общем, даже не знаю, моя ли это бабушка, или нет, и сколько у меня ещё может быть сестер и братьев. В 17 лет отец сбежал из дома, до 24-х его не видели, всё объездил, во всех передрягах побывал, водку любил, ни на одной работе не мог задержаться более, чем на год, сменил кучу бизнесов, и всё ему быстро приедалось. Гигантомания. Отгрохал огромный дом, потому что ему хотелось, чтобы у него был самый большой дом в районе. Стоил он 200 тысяч долларов, а продали мы его потом за 50, потому что отец спустил деньги в очередной авантюре, и нужно было откупаться. Женам всегда изменял, женщин считает «шалавами». При этом сначала может быть очень галантным, что подтверждается матерью. В общем, Вам, как психологу, думаю, ясно, к чему я веду, и какие у отца черты. Такой же эгоцентрик с чертами грандиозности».

Да, признаки нарцисса действительно налицо, включая характерную «предвыборную компанию» с манерами галантного кавалера.

«Мать – „вечная страдалица“, „лучшая мать и лучшая жена“, даже не пробуйте в этом на минуту усомниться и намекнуть ей на какой-то её недостаток – тут же слезы, обиды, оскорбленности, „не было такого и не могло быть“ (многие неприглядные вещи про себя напрочь забывает и не хочет вспоминать)».

Забыть неприятное о себе – это психологический механизм вытеснения, также очень типичный для нарциссов.

«Зато начинает вспоминать все свои обиды с 1990 года (как сошлась с моим отцом), какая она героиня, что его терпела, что меня вырастила. „Мне надо памятник при жизни поставить, что я с тобой жила!“ – это она про отца, прямая цитата. Ну ладно бы один раз, но именно про памятник сказано тысячу раз – по-моему, очень симптоматично».

Согласна, это симптоматично. Подобную фразу – «мне надо памятник поставить за то, что я вас терплю» – уже приходилось слышать от нарциссической свекрови и бабушки, обливавшей грязью всех тех, кто, по ее мысли, должен был ставить ей памятник из чистого золота (см. книга третья, глава 4).

«С 1991 года не работала и сидела со мной, но всё время жаловалась, какая у неё была прекрасная жизнь до 1991 года. „Я была депутатом! У меня были такие кавалеры! Такие возможности! Попался мне твой отец на пути…“ Депрессивная, эмоционально нестабильная. На прямой вопрос, что мешало ей бросить такого деспота, как мой отец, не отвечает толком, а лишь продолжает говорить, какая она жена-героиня. Хотя я не все время был мальчиком. Я уже восемь лет живу отдельно – давно можно было разойтись с таким „невыносимым“ моим отцом. ИМХО: в общем, социопатические черты отца и нарциссическо-депрессивные черты матери-„жертвы“».