Виктор Константинов - Методологические основы психологии

Какие же компоненты можно выделить в интеллектуальном поведении животных?

Поведение характеризуется как интеллектуальное лишь тогда, когда эти действия найдены самим животным,а не заданы ему через врожденные программы или подражание. Иными словами, интеллект является орудием выработки новыхдля данной особи форм поведения.

Именно процесс эволюционного развития животных с необходимостью создает такой механизм, обеспечивающий подвижность взаимных отношений организма со средой, – механизм регуляции поведения на основе субъективного образа этой среды.

Вот эта регуляция на основе образа – сначала ориентировка в поле образа, а потом ориентировка самого действия, которое сначала намечается, а потом реализуется, – и составляет то, что по ее функции П. Я. Гальперин называет ориентировочной деятельностью, которая происходит на основе образа и действия в плане этого образа.

Такова, по-видимому, общая структура интеллектуального поведения у высших животных.

Рассмотрим теперь, каковы же ограничения и границы этого уровня адаптирующегося поведения.

Возможности интеллектуального поведения даже высших животных – приматов – ограничиваются непосредственно воспринимаемым полем пространственных отношений. Шимпанзе тоже «рабы своего зрительного поля». Они уже могут регулировать свое поведение отношениями вещей, обнаруженными в опыте, но только теми отношениями, которые «видят» в этот момент. Реальность, на которую они реагируют, для них существует только здесь и теперь с учетом их индивидуальных навыков и опыта.

Удержать или воспроизвести образ прошлого, пусть и недавнего, и руководствоваться им в своем поведении даже высшие обезьяны, по-видимому, не могут. Для них закрыт еще выход в четвертое, важнейшее измерение реальности – время. Они живут всегда лишь «текущим мгновением», т. е. той точкой потока времени, в которой находятся в данный момент. Поэтому действия их, хотя и основаны на прошлом опыте, управляются «данной минутой». Несмотря на видимую разумность, они остаются лишь поведениеми не превращаются в деятельность[32, с. 99].

Эта неспособность психики к «движению по координате времени» закрывает даже высшим человекообразным путь к «усмотрению» отношений, развертывающихся во времени, т. е. к отражению динамических связей действительности,в частности абстрактнологических, причинно-следственных и функциональных [там же, с. 100].

Даже в самых эффектных опытах «создания орудия», где обезьяна соединяла две палки, чтобы получить одну длинную, фактически нет усмотрения причинно-следственных связей. Обезьяна, вообще говоря, тыкала тонкую палку в любое отверстие толстой. Она не получала удлинение палки, а оно случайно получалось. Так что никакого «для того чтобы» (т. е. опоры на функциональную связь) здесь не было. Но когда палка оказывалась удлиненной, обезьяна ее моментально использовала для доставания пищи (явление инсайта). И все же здесь имеет место простое пространственное отношение длины палки и расстояния до пищи, плюс опыт доставания палкой.

Принципиально иную картину мы обнаруживаем, когда обращаемся к индивидуальной деятельности человека.

Иначе говоря, человек решает задачу, непосильную для обезьяны, потому что он может сначала «в голове» проделать это действие, представить себе «в уме», как он достанет банан. Его психика может оперировать образами предметов, которые в данный момент отсутствуют в поле зрения. Его поведение может управляться отношением окружающих вещей к вещам, которых перед ним сейчас нет, образы которых извлечены им из его общественного опыта.

Эта способность составляет первое и решающее отличие человеческого интеллекта от интеллекта животных. За границу восприятия и индивидуального опыта животное выйти не может. В этом и заключается ограниченность адаптирующегося поведения.

Второе существенное ограничение – это очень актуальная и доныне дискуссионная проблема по поводу соотношения биологического и социального в человеке, характера взаимосвязи сложных инстинктивных норм и социальных форм поведения.

Так, например, родительский инстинкт силен как в животной природе, так и в человеческом обществе. Однако проявления его диаметрально противоположны.

Мы уже приводили пример, когда две самки обезьян, следуя материнскому инстинкту, разорвали детеныша и каждая нянчилась с доставшейся половинкой, пока не истек срок заботы о потомстве. Такое совершенно немыслимо для человека. А у животных это естественно. С человеческой же точки зрения это совершенно бессмысленное поведение.

Если учитывать это обстоятельство, становится ясно, насколько неверно утверждение, что и у человека материнский инстинкт есть просто биологическое начало. У человека все по-другому.

В этом и состоит специфика сложных форм, так называемых альтруистических форм поведения животных. Они делают только то, что полезно виду, то, что полезно вот этому молодому существу, но делают это без учета интересов его самого. А объект является только раздражителем, в данном случае безусловным раздражителем. Его собственная жизнь вообще не выступает проблемой для животного.