Михаил Веллер - Эстетика энергоэволюционизма

Постоянство желания, сильный характер и устойчивость к стрессам, плюс неразборчивость в средствах и эгоизм, – гарантируют вам жизненный успех во всех областях. Кроме, конечно, требующих особых способностей: музыка, шахматы, физика и т.п. Но мощный интеллект при робком характере, моральной строгости и отсутствии жизненной цели оставят вас средне зарабатывающим интеллигентом, гордым, ироничным и неприкаянным.

Мыслитель-аналитик и практик-преуспеватель – это два разные типа ума, оба нужные в социуме. Интеллектуальная и вербальная тупость практика могут не мешать ему интуитивно разбираться в людях, принимать верные решения в интеллектуально очень простых условиях, и продавливать эти решения.

Большие люди – это отнюдь не большие умы, это крупные характеры. Характер – это судьба. Ум – это еще не судьба. Ум носит подчиненное и обслуживающее значение относительно характера, нельзя это забывать.

…Поэтому богатый человек, наблатыканный в своем бизнесе и удачливый, умный по части построения отношений с людьми и делания карьеры, – интеллектуально может быть заурядность, а по части тонкого юмора вполне жлоб.)

38. Здесь мы достигнем следующей истины, которая уже не совсем бесспорная и пока еще не факт что истина. А именно:

Юмор есть не только качество при интеллекте, – но юмор есть аспект интеллекта и его составляющая. Кто умнее, в смысле интеллектуальнее, в смысле мудрее в осмыслении всего вообще, вот кто объемнее и тоньше понимает вообще жизнь, – вот у того лучше и чувство юмора.

Здесь необходимо оговорить, что ирония есть часть и род юмора, и имеется в виду именно она в основном и в первую очередь.

Ирония – это дуализм вербальной семантики. (Нравится наукообразное изложение? Точно? Или нет?) Ладно:

Ирония – это придание слову противоположного смысла.

Или:

Ирония – это открытие в слове противоположного смысла.

Или:

Ирония – выражение словом смысла, обратного обычному смыслу слова.

Однако лицевой, стереотипный, смысл всегда наличествует также. Имеется в виду, вернее на слуху. Тогда:

Ирония – это смысловая полифоничность слова . Оно значит одно, но одновременно мы имеем в виду другое. Тогда получается:

Ирония – это контекстуальная полифония . То есть мы вкладываем в текст, посредством интонаций, намеков, смысловых нюансов, знаков особого отношения к сказанному, – вкладываем в текст еще один, или далее несколько смыслов. Тогда вообще пахнет, что:

Ирония – это вербально-семантическая диалектика . Все сказанное одновременно и так, и не так, и наоборот, понимаешь.

Простейший случай: сказать трусу: «Ну, ты герой». Это насмешка, высказанная через явно противоположное утверждение. Стоп! Что имеем? Взлом семантического стереотипа. Типично и обычно слово значит одно – а в нашем контексте значит другое.

«Как освежает вода», – сказал человек, выбравшийся из проруби, или наоборот, почти из кипятка. Стереотипное значение сломано, ибо слушателю ясно, что вода ужасна.

«Как добр и милосерден по природе своей человек», – вздыхает историк, восстанавливая детали страшной резни. Подразумевается опровержение слова смыслом.

Что же происходит, когда мы обозначаем нечто через его противоположность? Труса называем героем, горе – счастьем, провал – удачей. Мы рассматриваем явление с обеих сторон: прямой и обратной. С лица и изнанки. Это «стереофоническое» понимание, объемное. То есть:

Иронический подход к объекту представляет больше информации, чем буквальный. И производит с этой информацией большую операцию, чем буквальный.

Буквальный подход – это констатация. Буквальный подход – это аналитический стереотип. – – Иронический подход – это следующий этап анализа, привлечение следующей информации для его характеристики, и изображение глубинной, объемной, «двойной» картины объекта (явления, процесса, предмета).

Грубо говоря, ироничность – это способность видеть объект с лицевой и с обратной стороны одновременно . Это стихийная диалектика. Это постижение мира в его противоположностях. Ирония тяготеет к задумчивости. К рассуждательности. Она чревата вздохом над несовершенством бытия. Это насмешка с грустью в одном флаконе.

…Вот я и говорил, что мудрые люди обычно склонны к иронии, а ироничные часто являют природную мудрость.

39. И тогда мы вспоминаем, что ирония – это оружие слабых, ирония – это сопротивление рабов. И тогда мы вспоминаем еврейский юмор – ну, можем вспомнить.

Еврейский юмор скорее печален, чем весел. Чаще задумчив, нежели смешон. Строго говоря, чаще это не столько юмор, сколько именно ирония.

«Рабинович здесь живет? – Нет. – А разве вы не Рабинович? – А разве это жизнь?..»

Значения слов обыгрываются в нестереотипном смысле, причем не обязательно противоположном.

Когда коренной одессит Жванецкий начинал свою миниатюру: «И что характерно – министр мясной и молочной продукции есть, и он хорошо выглядит», – хохот советской публики вызывало именно то, что мяса и молока в стране вечно не хватало, и отрасль была в завале. Ирония давала слоеный смысл, стопку из нескольких контекстов сразу. «Еще в школе нас отучают говорить правду», – начинал Жванецкий, и зал падал с кресел: лживая страна, лживая политика, лживая история, и сама школьная правда – это тоже нечто лживое под благородным правдивым соусом: школьников как раз декларативно воспитывают говорить правду.

Поскольку еврейская история весьма печальна, а положение было вечно зависимым, и язык следовало держать за зубами, то оставалось изъявлять жуткое веселье по поводу своих огромных благ и невиданного счастья. К этой форме трудно было придраться недоброжелателю: эта форма позволяла балансировать на грани серьезности и издевки, а издевка могла мгновенно обратиться на себя самого, терпящего и переживающего такие беды и тяготы.

Нет сил не вспомнить кратко канонический анекдот: умерла первая жена, еврей женился на ее сестре, и та умерла, женился на третьей, приходит к ее родителям: «Вы сейчас будете смеяться, но Рива тоже умерла».

Похоже все-таки, что умение видеть предмет с разных сторон, находить смешное в печальном, принимать горе и улыбку в одном флаконе – это признак мудрости. То бишь способности сознания объемно оперировать информацией, создавая полифоничные модели.

40. Английский юмор противоположен еврейскому по эмоциональной тональности, но весьма сходен конструктивно. Есть хорошее определение английского юмора: людям свойственно шутить, когда опасность прошла; мужественные люди могут шутить перед лицом надвигающейся опасности; но когда люди шутят во время опасности – это и есть английский юмор.