Джо Марчант - Сила самовнушения. Как наш разум влияет на тело. Наука и вымысел

«Мессы тут какие-то другие, – говорит она. – Дома это воспринимается просто как ритуал, никто в него ничего не вкладывает. Но здесь все искренние. Кажется, что тысячи людей молятся за твое здоровье». Купели ей мало что дали. Но нынче же, до нашей встречи, она побывала на мессе с миропомазанием, и, когда священник приблизился к ней с елеем: «Я не смогла пошевелиться. Я таяла. Я испытала огромное облегчение». Когда случился рецидив рака, Кэролайн насмерть перепугалась. «Но сегодня я обрела это чувство. Не теряй надежду, проживай жизнь, не страшись ее».

Через коридор находится 82-летний Джон Флинн. Он лыс, и, когда говорит, его мучает одышка. По койке рассыпана уйма таблеток и капсул – розовых, белых, красно-зеленых, в желтых пузырьках, пакетиках из фольги и белых пластмассовых банках. Джон тридцать лет проработал на сталелитейном заводе, пока не разорвал плечевые сухожилия и стал нетрудоспособным. Тогда, в 1988 году, он впервые посетил Лурд. «Мне понравилось, – говорит он. – Меня зацепило». Сейчас он здесь в шестнадцатый раз.

Он страдает от невралгии, после инсульта семилетней давности у него парализована кисть, а ногу он подволакивает, и все это сочетается с повсеместным артритом. Джон признается, что дома его бесит, когда он не может сделать чего-то, что мог раньше. Но в Лурде он видит истинное положение дел – людей, которым намного хуже, и это помогает ему смириться со своим состоянием.

Снаружи во тьме сидят женщины, они курят и беседуют, взирая через реку на освещенный прожекторами грот. Джоан усаживает меня в свободное кресло-коляску. «У меня рассеянный склероз, рак, диабет и артрит, – сообщает она. – Мне пятьдесят шесть». С ней заодно действует Энн, страдающая рецидивирующей депрессией. «Мой брат утонул, когда мне было четыре, – рассказывает она. – Отец умер, когда было семь. В детстве я подверглась сексуальному насилию. Вышла замуж, а потом муж сбежал с другой».

Для них ценность Лурда заключается в социальной поддержке. Возможность выговориться – то самое, чего дома не дождешься ни от медиков, ни от общества. Две эти женщины познакомились только на этой неделе, но Джоан говорит, что они «разделили жизнь». «Дома я одинокая странница. Здесь же – небывалое единство душ».

«Дома никто не разговаривает друг с другом, – подхватывает Энн, держа в одной руке кружку с чаем, а в другой – сигарету. – Если идем к психиатру, нам выписывают таблетки. Мне психиатр заявил: „Я здесь не для того, чтобы слушать. Я ставлю диагноз и делаю назначения“». Она говорит, что не осуждает медиков. Врачам не выслушать всех, а без психиатрических больниц ее бы здесь нынче не было. «Но страха тут меньше. Люди не боятся общаться. Любовь буквально сочится из стен». И все до единого паломники тоже отмечают заботу и поддержку, которые получают от волонтеров, как подростков, так и старших врачей. «Просто фантастика, – говорит Джоан. – К тебе относятся с уважением».

Удивительно, но я выслушивала подобные сентенции и от самих волонтеров. Они сами оплачивают себе дорогу и каждое лето тратят на Лурд неделю драгоценного отпуска. «Я приезжаю не ради паломников, – сообщает мне один, когда мы стоим в очереди в кафетерии для персонала. – Я здесь ради себя. Мне это нужно ежегодно». Другой волонтер, лондонский банкир, который скрывает от друзей свои поездки в Лурд, сообщает, что впервые побывал здесь подростком в благодарность за выздоровление. Прошли десятки лет, но он все приезжает, потому что «ловит кайф, когда помогает».

Волонтеры и медперсонал говорят мне, что Лурд лишает важности их личные заботы и обеспечивает товарищество, которого нет в их обыденной жизни. Это место, где мгновенно обзаводишься закадычными друзьями. Здесь все равны, больные и здоровые, и не имеет значения, чем они занимаются дома.

Я поняла их. Здоровые, больные, бедные и богатые здесь действительно смешиваются и сближаются так, как мне не приходилось видеть, и спонтанные добрые дела являются нормой. Возле купелей волонтеры завязывают паломникам шнурки. В базилике больных выстраивают в первом ряду. Даже на дальних улицах, забитых лавчонками с безвкусными сувенирами, велосипедные дорожки заменены колясочными. Монахиня, которую я знать не знаю, тайком оплачивает мой ланч. Я иду на вокзал помочь паломникам сойти с поезда и впоследствии выясняю, что моими спутниками-волонтерами были генеральный директор компании и мусорщик.

Де Францискис говорит, что это и есть подлинное чудо Лурда.

Он заявляет, что в западном обществе больные вытеснены на обочину жизни и лишены человеческого статуса. «Как только вы оказываетесь в больнице, – продолжает он, – вы становитесь лейкемией. Вы становитесь гиперхолестеринемией. Вы превращаетесь в диагноз». В Лурде же, рассуждает он, на больных взирают как на людей, а не болезни, и они пребывают на равных с самым важным врачом. «В Лурде обычное дело вместе петь, молиться, болтать, танцевать, пить пиво».

В этом, стало быть, и заключается новая миссия де Францискиса. Как глава Лурдского медицинского бюро, он продолжает фиксировать необъяснимые исцеления. Но его приоритетом сделалась демонстрация миру плюсов такого подхода к больным, при котором их уважают, ценят и окружают всеобщей заботой. В конечном счете он надеется изменить отношение к больным не только в больницах и клиниках, но и в обыденной жизни; вдохновить нас к иному образу жизни, который не обязательно сопряжен с верой. «Это выше церкви, – говорит он. – Это другая модель общества».

Модель, в которой наше биологическое состояние сплетено с психологическим, эмоциональным и духовным здоровьем. В итоге возникнет лечение нового типа, нацеленное не только на клетки и молекулы, но охватывающее и нашу человечность. В этой книге мы видели ряд примеров такого подхода, подкрепленного данными исследований, которые снова и снова показывают физические и эмоциональные преимущества холистического лечения. Здесь, в Лурде, этот подход применяется с размахом. И миллионы больных, волонтеров и медиков возвращаются сюда год за годом, чтобы просто вкусить его.

У купелей жарко, и к концу смены я обливаюсь потом. Сегодня мы только и знали, что таскали носилки. Этот труд тяжел как физически, так и умственно. Попытка понять отрывистые распоряжения по-французски. Старание не поскользнуться на мокрых плитах. Возня с бельем всех форм, размеров и покроя. А теперь вот престарелая леди с гигантским животом.

Она делает большие глаза, когда мы погружаем ее в воду. «Оххххх!» – произносит она, и беззубый рот образует идеальный круг. Мы держим ее только секунду, после чего поднимаем и наклоняем носилки. Пока стекает вода, леди приковывается взглядом к статуе Девы Марии. Мы хором говорим: «Notre-Dame de Lourdes, priez pour nous! Sainte Bernadette, priez pour nous!» [15]Затем снимаем с женщины мокрую простыню и заменяем одеялом.