Аманда Палмер - Хватит ныть. Начни просить

Трудно работать на конвейере разбитых сердец.

Я не могу их починить, могу только раздеться и продавать себя по частям.

Люди смотрят лишь на твою промежность.

Никто не смотрит в глаза.

Это сводило меня с ума.

Иногда люди смотрели на меня и пытались вернуть цветок обратно Невесте, как бы отплачивая мне за цветок, который я им только что подарила.

Я показывала жестом: «Нет, нет, он твой».

Несколько раз люди возвращались ко мне спустя пятнадцать минут и клали свежекупленный букет у моих ног. Некоторые собирали цветы или цветки рододендрона из Гарвард-ярда и дарили их мне, а потом я вручала им один из своих цветов. Так мы и продолжали обмениваться ими, и это становилось смешно и сбивало с толку.

Иногда я уже не могла понять, кто что кому дарил.

Просить о помощи – это, по своей сути, сотрудничество.

Хирург знает, что его работа творческая. Машина не может сделать его работу, ведь она требует человеческой аккуратности и принятия решений. Операция не может пройти автоматизировано, необходимо критическое мышление и умение работать исходя из обстоятельств. Работа хирурга требует уверенности, сочетания интуиции и импровизации. Если хирург при операции на мозге неожиданно находит опухоль, и ему нужно попросить у ассистента что-то важное, причем сделать это быстро, у него нет времени на вопросы:

– Могу ли я просить о чем-то?

– Могу ли я доверять человеку, у которого собираюсь что-то попросить?

– Есть ли у меня силы попросить о чем-то в эту минуту?

Он просто понимает свое положение, он просит без стыда, получает правильный скальпель и продолжает делать надрез. На кону нечто большее. Это актуально для всех без исключения.

Те, кто может без зазрения совести попросить о чем-то, видят себя в сотрудничестве, а не в конкуренции с миром.

Если тебе стыдно просить, ты признаешь: «Ты имеешь надо мной власть». Если просишь с высокомерием: «Я имею власть над тобой». Просить о помощи с благодарностью значит: «Мы можем помочь друг другу».

Иногда мне надо было чихнуть. А статуи не чихают. Это стало драматическим внутренним процессом. Целую минуту я концентрировалась на этом чувстве в моем горле и носу, балансируя на грани. И иногда я все-таки чихала. Ничего не могла с этим поделать. Это невероятная дзен-практика. Иногда на мою щеку садился комар, или муха, или пчела, и мы так вместе и стояли. Иногда солнце светило прямо в лицо, и капля пота свисала с кончика моего носа, пока она не становилась настолько большой, что падала на тротуар. Иногда я вытирала свой нос, потому что болела. Или потому, что на улице было холодно. Иногда было настолько холодно, что мне приходилось продливать свой танец или дарение цветка, поэтому некоторые бедные люди стояли и терпеливо ждали, пока я исполняла странный, чересчур драматичный, авангардный танец, пытаясь хоть как-то согреться.

В конце я дарила цветок и изображала что-то театральным движением руки, при этом мне нужно было незаметно и грациозно вытереть сопли, висящие из белого от краски носа.

Искусству просить о помощи можно научиться, его можно изучать и оттачивать. Мастера этого искусства, как и мастера живописи и музыки, знают, что все зависит от импровизации. Оно процветает не путем создания правил, а путем разрушения этих норм. И к слову, здесь нет никаких правил. Скорее существует множество правил, которые так и просят, чтобы их нарушили.

Наш босс Гас в Toscanini's был настоящим покровителем искусства, идеальным примером человека, который отдавал всего себя жизни. Он раздвигал рамки того, что мы могли дать друг другу.

Он был любимым местным звездным мастером мороженого, страстно относился к музыке, культуре, политике Кембриджа и новым возможностям приготовления замороженного десерта. Он, как чокнутый профессор, с вдохновением изобретал из розовых зернышек перца, базилика и пива новые вкусы мороженого и сорбетов.

Гас жаждал объединять людей. Он печатал информацию о местных танцевальных ансамблях на картонных стаканах для кофе. Он дарил ящики мороженого научным сотрудникам из Массачусетского технологического института. Он предоставлял подарочные сертификаты на мороженое во время негласных аукционов, посвященных переустройству городских парков. Он был Дедом Морозом, который дарил всем мороженое. Нередко молодые инди-музыканты в Бостоне шли работать именно в Toscanini's или в Pearl Art & Craft (еще одно место с гибким графиком, куда запросто принимали на работу людей с синим ирокезом на голове).

Я нашла новую работу «выступи-на-улице-за-сто-долларов-в-день» и сорвала тем самым куш. Мне нужно было место, где я могла бы хранить свадебный наряд. Я просто не могла носить его из моей паршивой квартиры в магазин каждый день. Я продолжала работать в магазине, потом набиралась смелости и спросила Гаса:

– Хм, ты не возражаешь, если я оставлю свадебное платье в подвале? Там всего пара ящиков, одежда и косметика.

– Конечно! – ответил весело Гас. – Можешь хранить свою жуткую Невесту там, – именно так он ее называл. – Не пугай посетителей.

Подвал в Toscanini's представлял собой старое, сырое пещерообразное помещение с кирпичным грязным полом, с низкими потолками. Там находилась маленькая ванная комната для сотрудников и огромное холодильное помещение, где хранились девятнадцатилитровые бочонки с мороженым. (Этот холодильник отлично подходил для охлаждения после долгого жаркого дня в платье Невесты, а когда сотрудники магазина спускались за закончившимся мороженым, они жутко пугались при виде голой меня.)

Полное перевоплощение в Невесту занимало у меня примерно девять минут. Я сидела на туалете в подвале, пудрила лицо, натягивала платье поверх джинсов и сапог, надевала парик, закрепляла фату невидимками. Потом я натягивала белые перчатки, собирала ящики и брала шлейф платья в руки, поднималась, обменивалась приветствиями с коллегами и наслаждалась непонимающими физиономиями посетителей магазина. Я проходила мимо них как галлюцинация.

Единственное, что я хочу сказать: Боже, спасибо, что я работала не в Baskin Robbins.

Мой парень Джозеф иногда приходил на площадь посмотреть на меня. Он был актером.

Джозеф тусовался какое-то время около меня, потом демонстративно клал доллар в шляпу, смотрел мне в глаза, и я театрально выбирала для него цветок. Я отдавала его, в то время как толпа с любопытством смотрела на нас, не понимая, почему этот незнакомец получал больше внимания, чем остальные. Я призывала его подойти поближе, робко удерживая цветок в своей руке. Люди смеялись, потом я целовала медленно его в губы, а затем вставляла цветок ему в волосы. Толпа всегда бурно реагировала на это. Мне нравилось, что они ничего не знают. Он мог быть кем угодно.