Фрэнк Партной - Подожди! Как отложить решение до последнего момента и… победить

Аналогичные выводы ученые сделали относительно более скромных профессиональных позиций, где физическая привлекательность, как правило, помогает мужчинам, но может иметь фатальные последствия для женщин. В конце 2010 года Брэдли Раффл и Зеэв Штудинер опубликовали объемный труд, в котором проанализировали ответы соискателей на несколько тысяч объявлений о вакансиях в Израиле [146]. Израиль был выбран потому, что там нет строгих правил по поводу прикрепления фото к резюме. Половина заявлений, отправленных работодателям, содержала портретную фотографию. Жюри разделило фотографии мужчин и женщин на две категории – привлекательные и невзрачные.

Потенциальные работодатели наказывали привлекательных женщин. В то время как привлекательных мужчин приглашали на собеседование в два раза чаще, чем невзрачных, привлекательным женщинам перезванивали реже. Мужчины, которые не предоставили фото, получили меньше ответов, чем привлекательные мужчины, но женщины, которые не предоставили фото, получили больше ответов, чем привлекательные женщины с фото. Привлекательные мужчины, приложив фотографию, подняли свои шансы на получение работы; привлекательные женщины свои шансы понизили.

Раффл и Штудинер рассмотрели и отклонили несколько возможных объяснений того, почему привлекательные женщины оказались в таком положении, в том числе характер искомой работы и возможное влияние стереотипа «тупой блондинки», согласно которому привлекательные женщины кажутся менее умными. (На самом деле восприятие привлекательности и интеллекта прямо пропорционально.) Тут они заметили, что привлекательность шла во вред женщинам только тогда, когда претендентов на интервью отбирала сама компания, а не агентство по трудоустройству. Сортировщики, не работающие в компании, относились к привлекательным женщинам так же, как к обычным, в то время как сотрудники компании предпочитали обычных женщин привлекательным.

Также Раффл и Штудинер заметили, что подавляющее большинство кадровиков оказались женщинами, и попытались выяснить, чувствуют ли женщины в компании, в отличие от сотрудниц агентства по трудоустройству, угрозу со стороны привлекательных кандидаток. Если компания нанимает привлекательную женщину, в агентстве ее никогда больше не увидят. А сотрудница компании будет видеть ее на работе, возможно, каждый день.

Почему же они могли отказывать в собеседовании привлекательным женщинам и отдавать предпочтение невзрачным или не приложившим фото? Возможным ответом, по Раффлу и Штудинеру, является ревность. Сотрудницы компаний не приглашают на собеседования привлекательных женщин, поскольку имплицитно, или бессознательно, на работе предпочитают видеть вокруг себя обычных женщин. Ученые поясняют: «Женщины, сотрудницы компаний, отвечающие за наем сотрудников, вполне могут завидовать привлекательным кандидаткам, которые способны конкурировать с ними за партнера или, по крайней мере, за внимание коллег-мужчин» [147]. Хотя некоторые исследования поддерживают такое объяснение, это непростой вопрос, и он остается открытым. [148]

Нам бы хотелось, чтобы все были гендерно нейтральны в своих решениях и чтобы врачи не предпочитали белых пациентов чернокожим. Общество уже искоренило многие формы сознательной дискриминации по половому и расовому признакам. Но мы, возможно, сделали лишь первые шаги в изучении бессознательной дискриминации, повинен в которой, кажется, один из наших самых замечательных навыков. Мы блестяще делаем «тонкие срезы». Мы многое узнаем о человеке, просто взглянув ему в лицо. Мгновенно определяем, кто нам больше нравится, но так же мгновенно определяем, кто нам не нравится. И, бессознательно испытывая предубеждение, относимся к нему несправедливо, даже если сами не осознаем этого.

Дана Карни, соавтор исследования о расизме среди врачей, подающий надежды молодой специалист по общественному мнению. Она один из лидеров нового течения в науке, которое подвергло пересмотру процесс принятия решений. Вместе с небольшой группой коллег она нашла новые способы изучения и изменения обоюдоострых эффектов «тонкого среза». В своих новаторских экспериментах Карни далеко отошла от традиционного метода рассмотрения решений, который делает акцент на альтернативах и вероятности.

Лучший способ это доказать – попытаться найти ее лабораторию на факультете экономики и торговли Университета Колумбия в Нью-Йорке, что я и сделал однажды в пятницу дождливым осенним вечером [149]. Я поднялся по ступеням Юрис-холла, девятиэтажного здания факультета, вошел в просторный вестибюль и увидел декана Гленна Хаббарда, бывшего председателя Совета экономических консультантов при президенте Буше. Он как раз перекусывал сэндвичем. Затем я поднялся на лифте на седьмой этаж, где начальство расположилось в кабинетах с огромными окнами, а аспиранты ютились в кабинках, заваленных до потолка коробками и бумагами. Повсюду были разбросаны копии авторитетных статей из ведущих журналов. Карни там не было, так что пришлось позвонить ей на сотовый. Когда я рассказал, что не смог найти ее лабораторию на седьмом этаже, она рассмеялась.

Чтобы добраться до лаборатории, мне пришлось выйти обратно на улицу, обогнуть Юрис-холл, пройти под двумя лестницами, найти скрытую подвальную дверь, а потом проследовать по коридору назад. К тому времени, когда вход отыскался, я весь взмок и ощущал себя так же странно, как Алиса в кроличьей норе. То, что я обнаружил внутри, оказалось не менее странным.

Карни устроила встречу с представителем компании «БиоПак Системс Inc», чтобы продемонстрировать их новое оборудование для измерения физических показателей нескольким студентам и коллегам. Она привела меня в белое помещение без окон, где сидел аспирант, облепленный датчиками для измерения сердечного ритма, кровотока и уровня проводимости кожи. С десяток исследователей, в основном женщины, жадно следили за четырьмя пульсирующими цветными линиями, бегущими по плоскому монитору.

Слушая объяснения Карни, я одновременно думал о том, насколько эта сцена отличается от занятий в бизнес-школе Йельского университета, которые я посещал в начале 1990-х. Преподаватели были почти сплошь мужчины, а упор делался на математику и финансы, а не на биологию. Мой любимый курс – использование дифференциальных уравнений в ценообразовании производных финансовых инструментов – вел сотрудник «Дж. П. Морган» в дорогом костюме. Если бы мне показали аудиторию, в которой привлекательная блондинка подключает электроды к небритому мужчине, я бы предположил, что тут снимают кино, а не ведут семинар.