Фрэнк Партной - Подожди! Как отложить решение до последнего момента и… победить

Могли ли записи этой встречи стать новым Уотергейтом – на этот раз для Клинтона? Томпсон увидел возможность и вцепился в нее. Тем утром на открытии собрания Сената, посвященного обсуждению финансовых злоупотреблений на выборах, он высказал предположение об участии Клинтона в махинациях профсоюза, отметив, что «встреча с президентом произошла всего за четыре дня до той даты, когда, согласно обвинительному заключению, профсоюз постановил направить 236 тысяч долларов отделениям Демократической партии в различных штатах в соответствии с откатной схемой» [185]. Томпсон подчеркнул, что это была частная встреча, подразумевая, что стороны обсудили незаконную сделку за закрытыми дверями.

Однако на этот раз Томпсон отреагировал слишком быстро – след оказался ложным. Не прошло и часа, как адвокат комитета Сената, который вел заседание, опроверг Томпсона. Он раздобыл документы, свидетельствующие о том, что упомянутая Томпсоном «частная встреча» на самом деле была обедом, в котором участвовало еще с полдюжины других людей. Документы разъясняли, что именно обсуждали за обедом, и там не было ничего, что позволило бы предположить вовлеченность Клинтона в незаконные махинации со взносами. По словам адвоката, со стороны Томпсона было «непорядочно» заявлять обратное.

Томпсон ошибся, и теперь столкнулся с дилеммой. Ему необходимо было извиниться. Но стоило ли делать это сразу, во время заседания? Или позже? Если позже, то когда? Он знал о любимой фразе Олбена У. Баркли, вице-президента при Гарри Трумэне. Тот говорил об извинениях в политике так: «Если вам придется съесть собственные слова, ешьте, пока они горячие». Многие люди, как и Баркли, считают, что, допустив ошибку, нужно выражать сожаление немедленно, как только появится возможность. Не откладывая, продемонстрировать раскаяние, минимизировать ущерб и жить дальше.

Но Томпсон не извинился сразу. Заседание продолжилось; в течение нескольких часов появились новые доказательства, подкрепляющие алиби президента. Чиновники Белого дома подтвердили, что встреча была публичной. Присутствовавшие на обеде засвидетельствовали, что политические взносы никто не обсуждал. Демократы взъелись на Томпсона за голословные обвинения в адрес Клинтона.

Когда заседание закончилось, Томпсон посовещался с помощниками и наконец тем же вечером, через несколько часов после своего проступка, выступил с заявлением. Он извинился за то, что «оставил неверное впечатление», признал: «Мне следовало потратить больше времени на изучение подробностей ситуации, прежде чем выступать со своим предположением».

Томпсон из тех людей, кто тщательно подбирает слова, и, как я знаю из личного опыта, он не боится поправиться сразу же, даже во время прямой трансляции заседания Сената [186]. Он получил научную степень по философии и политологии, а также степень доктора права в Университете Вандербильта. Был успешным юристом и лоббистом [187]. Ему приписывают авторство знаменитого вопроса, который его наставник, Говард Бейкер, задал во время слушания Уотергейтского дела: что знал президент и когда он это узнал? [188]

Так что стоит внимательно рассмотреть сказанное Томпсоном, когда он, наконец, извинился за свою оплошность. С тягучим южным акцентом, который он прославил, сыграв несколько ролей в телесериалах, сенатор заключил свою речь афоризмом, не точно цитируя Баркли. Он сказал: «Если вам приходится съесть свои слова или хотя бы надкусить, лучше есть их теплыми» [189]. У Баркли было «горячими». Однако Томпсон сказал: «теплыми».

Томпсон хорошо понимал, в какой момент нужно принести извинения. Он знал, что извиняться сразу, в пылу дискуссии, не стоит, потому что торопливое раскаяние показалось бы бездумным и только подтвердило бы импульсивность и поспешность его утреннего обвинения. Ему нужно было, чтобы объяснение его неправоты получило огласку, чтобы вся информация успела оказаться в открытом доступе и чтобы было понятно, что он проанализировал факты. Томпсон отложил обращение на несколько часов, а когда наконец извинился, перекроил слова Баркли, чтобы объяснить свою задержку. Он не хотел откладывать извинения слишком надолго, но и слишком рано выступать тоже не собирался. Вместо этого Томпсон использовал тактику из сказки про трех медведей – дождался, когда реакция на его ошибку будет не слишком горячей, но и не остынет вовсе, а будет как раз такой, как нужно.

Когда лучше всего приносить извинения? Вопрос этот, как и многие решения, которые мы рассматриваем в этой книге, не так прост, как кажется на первый взгляд; есть у них и другие общие особенности. Если вы случайно облили кого-то или наступили незнакомому человеку на ногу, немедленно извиниться – логичный и уместный ход. Если проступок непреднамеренный или не направлен против кого-то лично, то, прождав слишком долго (даже больше нескольких секунд), вы рискуете показаться неискренним в своем раскаянии. Тут следует положиться на реакцию первой, автоматической, системы: вам не требуется ни наблюдать, ни ориентироваться, ни раздумывать. В такой ситуации извиняться нужно сразу.

В иных же обстоятельствах поспешное извинение может оказаться менее действенным или даже лицемерным; за ним даже может скрываться паника. Для сенатора Томпсона важно было извиниться с задержкой, включив сознательную систему номер два. Когда проступок является преднамеренным и задевает конкретного человека, каким и было обвинение, выдвинутое Томпсоном президенту, некоторая отсрочка делает извинение более искренним. Если помедлить, прежде чем извиняться (мы рассматриваем теперь большие периоды промедления, измеряющиеся часами или даже днями), вы покажете, что подумали о чувствах пострадавшего, что было бы невозможно, если бы вы принесли извинения тотчас же. В ожидании мы можем использовать методику НОРД Джона Бойда: успеть понаблюдать и сориентироваться по поведению оскорбленного нами человека. Отсрочка решения извиниться часто несет нам те же возможности и риски, которые мы рассматривали в контексте других решений [190].

В своей книге On Apology («Об извинениях») преподаватель психиатрии Аарон Лазаре рассказывает, что чаще всего, впервые услышав вопрос, когда лучше извиняться, студенты отвечают: немедленно. В конце концов, именно этому нас учат в детстве. Но после обсуждения они замечают, что у поспешных извинений есть недостатки. По словам Лазаре, большинство студентов приходит к выводу, что «выбор правильного момента является важным и сложным компонентом успешного извинения» [191]. Они уясняют, что первое решение, которое необходимо принять, когда вина доказана, это не «просить прощения или нет», а «когда именно просить прощения».