Дэвид Ренсин - Не отступать и не сдаваться. Моя невероятная история

Но это не так. Наоборот, как и всякий человек, долго живший абсолютно иначе и склонный к цинизму, а теперь изо всех сил старающийся принять новый образ жизни, я прошел через период отчаяния, уныния, сомнений и болезненного познания себя.

Вам не сразу открываются глубокие истины, это как обучать второклассника дифференциальным исчислениям – у вас просто не получится. Однажды я слышал, как один мужчина хвастался: «С тех пор как я стал христианином, моя жизнь – сплошное удовольствие». Я тогда, помню, повернулся к нему и сказал: «Знаете, мне кажется, вам кое-чего не хватает в жизни. Как раз Христа». Иными словами, немного покорности и трезвого взгляда на вещи. Все самые важные изменения требуют ежедневного упорного труда. Не всегда все происходит по мановению волшебной палочки.

Синтия была сильнее меня в своей вере и мудрее. Ее поддержка очень сильно мне помогла в самом начале моего нового пути, когда я только-только обрел веру. Жена легко давала отпор любым скептикам и всегда говорила: «Верь. Господь все исправит, когда сочтет нужным».

И, должен признать, так оно всегда и было.

Как-то во время моего выступления в церкви одна пара, которая приходила регулярно, поднялась и вышла буквально спустя двадцать минут после начала. По окончании службы пастор позвонил им и спросил: «Почему вы это сделали?»

– Мы приходим в церковь послушать об Иисусе, – ответили супруги. – А слушали о войне. Мы ни слова не услышали о Христе.

– Вам следовало дождаться окончания речи, – только и сказал он.

В другой раз я выступал на Международной встрече оптимистов – ассоциации, включающей почти три тысячи клубов по всему миру; темой конференции было «Раскрытие всего самого лучшего, что есть в детях». На этот раз я сразу начал с христианства. Но тут поднялся какой-то мужчина и заявил: «Я пришел сюда не затем, чтобы мне читали проповеди». И вышел.

Ну что ж.

Я никогда ничего не утаиваю, рассказывая свою историю. Да, я был разгильдяем, вечно попадавшим в передряги, затем стал атлетом, потом попал на войну, опять попал в передрягу, побывал в лагере для военнопленных, вернулся домой. Я разваливался на куски.

Когда я подхожу к этой кульминационной точке, люди задаются вопросом: «Интересно, что же с ним будет дальше?» И я просто делюсь с ними своей историей перевоплощения, но я не читаю проповедей.

Было время, когда меня обуревало подобное желание, но я с собой боролся.

Как-то в 1957 году, еще во времена пропеллерных самолетов, я ждал в Чикаго вылета. Мой рейс был переполнен, и авиакомпания искала добровольцев, которые согласятся сдать билеты. Меня попросили подойти к стойке регистрации. И тогда я сказал: «Послушайте, у меня сегодня вечером встреча в Окленде, я не могу пропустить ее, я должен лететь этим рейсом». И вернулся на свое место. Сидевший рядом со мной парень спросил: «О, так это вы Луи Замперини?»

– Я.

И вдруг он услышал, как его вызывают по громкой связи. Я узнал его имя, он был известным теннисистом. «Я не могу позволить им забрать мой билет, – сказал он, вставая. – Мне срочно нужно быть завтра в полдень на Гавайях».

Пока мы с ним ждали посадки, в моей голове шла сложная работа. Как же я хотел обратить его в веру Христову! Но так нельзя думать, ведь этим мы потакаем своим корыстным интересам. Я стремился лишь к тому, чтобы прославиться и получить одобрение общественности: уж очень этот парень был знаменит.

Наконец мы оба оказались на борту самолета и даже сидели рядом. Я попробовал заговорить с ним, но он как воды в рот набрал. Чувствовал я себя ужасно. Я схватил журнал и притворился, что читаю, а сам тихонько молился про себя: «Боже, как же глупо я все испортил. Прости меня, я оказался чванливым властолюбцем. Больше я ни слова ему не скажу, ни одного; если он захочет, то сам начнет».

Так я сидел минут тридцать. Наконец мой попутчик повернулся ко мне и сказал: «Луи, есть кое-что, чего я никогда не понимал в Библии». Сейчас я уже не помню, в чем состоял его вопрос, но я на него ответил и вернулся к журналу. Через несколько минут парень снова задал мне вопрос. Я ответил и опять погрузился в чтение.

Наконец наш самолет приземлился в Окленде. Мы прошли в терминал и обменялись любезностями на прощание. Парню еще предстояло час ждать рейса до Гавайев. Я же направился к выходу. Не успел я подойти к двери, как он подбежал ко мне: «Луи, если я стану христианином, будет ли это означать, что мне придется стать миссионером или священником?»

– Да нет же, – ответил я. – Господу важны и простые миряне.

Аналогичная история произошла у меня с актрисой Сьюзен Хэйуорд. Во время выступления на пасхальной заутрене в баптистской церкви Ван-Найса [16]я спросил собравшихся, не хочет ли кто-нибудь из них заявить о своем желании жить во Христе. Откликнулась Сьюзен Хэйуорд.

Она была замужем за моим другом, актером Джессом Баркером. У них росло двое сыновей. Но неожиданно их брак, длившийся десять лет, дал трещину, и в итоге в 1954 году они развелись. За это время Сьюзен была трижды номинирована на «Оскар» как лучшая актриса и участвовала в еще двух номинациях, в одной из которых, в 1959 году, получила главный приз – за фильм «Хочу жить» (I Want to Live).

Казалось, Сьюзен была счастлива. Но в апреле 1956 года, неожиданно для всех, она попыталась покончить жизнь самоубийством, наглотавшись снотворного. Ее отвезли в старую больницу «Ливанский кедр» на Фонтейн-авеню. Когда об этом сообщили по радио, я направлялся в горы. Услышав новость, я почувствовал потребность развернуться и поехать домой. Я спросил у жены: «Как думаешь, следует навестить ее?» – И она сказала: «Да».

Я вернулся в Голливуд и припарковался возле баптистской церкви на Фонтейн-авеню. Я знал местного священника и попросил его помолиться со мной: я не был уверен, что мне стоит ехать к Хэйуорд. Я боялся допустить ошибку. Мы решили, что ехать надо.

В вестибюле больницы толпились журналисты с камерами. Известную актрису записали как Мэри Бреннан. К ней никого не пускали, ни директора ее студии, ни личного агента.

Я привлек внимание девушки за стойкой регистрации. «Могу я вам чем-то помочь?» – спросила она.

– Да, я бы хотел повидаться со Сьюзен Хэйуорд, – попросил я мягко.

– Знаете, не вы один.

– Я знаю. Но, пожалуйста, позвоните к ней в палату и скажите, что это Луи Замперини. Если она не захочет меня видеть, я тут же покину больницу.

Девушка колебалась и уже была готова мне отказать.

– Если вы ей не позвоните, я просижу здесь всю ночь, – добавил я.

– Хорошо, я поняла, – ответила она. – Но знайте, что ничего путного из этого не выйдет.

Я был ей очень благодарен. Она позвонила, и мне разрешили подняться.