Григорий Курлов - Обалденика. Книга-состояние. Фаза вторая

Мысли неспешно текли в Петиной голове. У него было какое-то светлое ощущение, будто понято им недавно то, что делает разрешимой любую проблему, что делает смешною любую опасность, включая и нынешнюю.

Пока висел Петя на стене в ожидании великана-людоеда, времени у него было предостаточно, чтобы вспомнить свое открытие умственное и сделать из него следствия нужные.

А мыслил он так, вспоминая свои нынешние мытарства.

– Мир Хозяин мой, то бишь – сам я, как Хозяин, цельным создал? Цельным. Так откуда же в нем понятия разные, крайние да друг дружку исключающие появилися? Откуда в нем и радость есть, и горе? Если, скажем, радостен я был, творя, – откуда горе в нем? Или, напротив, если горек был ум мой в творении – откель же радость в мире взялась?

Ежели есть в мире этом смерть, – удивлялся дальше Петя, – то как могла в нем жизнь прижиться? Как день и ночь могли быть сотворены одним Творцом? Мягкое и твердое? Мужчина и женщина?

Это что же – два Творца было? Плохой – «черный» и добрый – «светлый»? – думал Петя. – Так нет ведь – один был…

Значит, только одно случиться могло, – понял он наконец, – парами это все в мир явилось, вначале одним целым, а потом уже и половинками стало…

Пришла ночь в мир энтот, в обнимку со светом дневным, – радовался Петя, на крюке вися да руками-ногами дрыгая. – А зло – с добром. А горе – с радостью единым пришло…

Значит, все так – парами в мире и пребывает, – удивлялся сам себе Петя. – Пока Солнце на небе – Луна прячется. А как месяц выйдет – так Солнышко схоронится.

Ежели есть во мне радость снаружи – горе вдогонку идет, внутри пока скрываясь, – думал Петя дальше. – А коли есть проблема снаружи, то внутри что? – да решение ее же!.. Ты ж смотри, сызначала оно во мне есть, решение-то, а за проблемой и не видать его…

Это что ж такое выходит, – озаботился Петя выводам своим, на крюке ворочаясь, – коль внутри себя на доброе я западу, к хорошему привяжусь – то наружу что-то злое и нехорошее выволоку?.. Как же так? Что же мне, к злому, что ль, прилипать, чтобы доброе наружу вылезло? Бред какой-то…

А может, вообще прилипать ни к чему не следует?.. А зачем? А какая для Хозяина разница, с чем играть? Зря што ли он в парах все в мир явил? – делал открытия свои Петя дальше. – Чем Луна Солнца хужей? А ночь – дня? А баба – мужика? А слезы – смеха? Чем хужей? Иногда и поплакать – в сладость…

Да принимать же все надо – на то она и цельность, – радовался открытиям своим Петя, – а к чему прилипнешь, привяжешься – то и потеряешь, так как противная часть враз наружу вылазит. Цельность – то и значит : что белое, что черное – все едино.

Потому и брожу эти дни все без толку, – понял наконец Петя, – так как привязался к решению проблемы своей, а наружу, значит, другая часть лезет – сама проблема.

Смешно, – даже растерялся Петя, – значит, не решать проблему надо, а лишь отвязаться от нее… не прилипать к решению ее – она и решится … Во как…

Потому лиса и плакала, – вспомнил. – Пытаясь спасти зайчат – лисят обездолю, спасу от голоду лисят – зайчатам худо… А как надобно было?.. А не думая, не выбирая… Потому мне там, промеж них, и делать нечего было… Шибко умен человек – выбирает постоянно… А это – дело звериное, стихийное…

А как же добиться стихийности этой, единение не нарушающей, безвыборности?.. – спросил да себя же по лбу и хлопнул. – Да Хозяйское же состояние это!.. А я, бродя-ходя да задачу Горыныча думаючи, все реже в нем бывал, вот потому на крюк, как окорок, и попал…

Раздалось шарканье ног, говор, и в пещеру вошли уже двое великанов, похожих друг на друга как две капли воды.

– Вот он, – ткнул пальцем в Петю тот, что был погрязнее и понеряшливее. Сейчас его лицо, в сравнении со вторым, казалось более глупым и примитивным. – С утра здесь висит, – хихикнул он и громко икнул.

Второй великан хоть и был похож на первого, но сквозила в его чертах какая-то большая развитость, что ли, интеллигентность даже…

– С кем только не поведешься, чтоб хоть чего-нибудь набраться… – вздохнул великан-интеллигент, внимательно рассматривая Петю.

Первый хохотнул и снова громко икнул.

– Ик, – пояснил он, усаживаясь на камень, – это заблудившийся пук. Я так думаю, пусть уж лучше икается…

Второй великан лишь мельком глянул на него.

– Есть в тебе одна хорошая черта, брательник, – сказал он ему, возвращаясь меж тем взглядом к Пете, – но ты на ней как раз сейчас сидишь…

– Как живешь, Петя? – спросил.

– Живу хорошо, – отвечал Петя, покачиваясь на крюке, – но никто отчего-то не завидует. Висьмя живу, можно сказать…

– Ах, да… – ухмыльнулся великан-интеллигент и принялся осторожно снимать Петю. – Был я тут на днях у Кощея, сказывал он о тебе…

Первый великан шумно завозился рядом – чего-то стелил, взбивал. Поняв, что остался без обеда, он явно укладывался спать. Бормотал негромко что-то.

– Целый день вчерась на речке проторчал, – разобрал Петя, – уйму камней в нее перебросал. И вот – странное дело: как бы ни бросал в воду камень я, а каждый раз попадаю в центр круга. И камни формой-то все разные, а круги – круглые все отчего-то…

Великан-интеллигент осторожно поставил Петю на ноги и хмыкнул, кивнув на первого:

– Растет братишка, лет еще так двести-триста, и совсем поумнеет. Есть задатки на то…

Вот о том и покумекай, – сказал брату-великану, – ложись и думай. Приду – проверю.

Вместе с Петей вышли из пещеры, уселись на камнях рядом.

– Двое нас, братьев, – сказывал великан-интеллигент, – когда-то и я в пещере жил, тоже жрал что ни попадя. А куда денешься? Сказка ведь, а у нее, как известно, свои правила. Хочешь не хочешь, а надо…

Пока не понял как-то, – продолжал он, – что никаких правил у сказок-то и нет. И границ никаких, да и законы сказочные все, как дым, – видимость одна.

А что есть, – говорил далее великан, – так это страх перед самим собой. Ведь ежели от законов тех отказаться, сам с собою и останешься. Пока тобой крутят-вертят, лишь о брюхе сытом думаешь. А как свободу получишь… – это же сколько думать надо, решать, выбирать… не каждый на то осмелится…

Я рискнул, – сказал великан, – и не жалею. Кощей помог, был у него как-то в гостях, а придурь-то его возьми да и сойди… Так и жил у него потом – с Кощеем-придурком пьянствовал, с Кощеем-мудрым – учился…

Тогда и понял, – добавил, – что как с собой ни борись – а все одно проиграешь. Хозяин из тебя завсегда пробьется, может – сейчас, может – через тыщу лет, а проявится.

– Ждать долго приходится, – вставил и свое слово Петя, вспомнив свой сказочный возраст.

– Так то – когда как, – отвечал великан. – В жизни, Петя, все относительно. Время – и то относительно. Длина минуты зависит от того, с какой стороны двери в туалет ты находишься. Ежели очень приспичит – живо Хозяина сыщешь.