Григорий Курлов - Обалденика. Книга-состояние. Фаза первая

Внутри у него раздалось громкое урчание, и в воздухе прямо перед ним обозначилась кошачья улыбка.

– Ну и как тебе Кощей-то? – спросил Мяв у Пети. – Хор-р-рош?

– Да ну… что же в нем хорошего-то? – скривился тот. – Только и того, что бессмертный. Но быть таким занудой бесконечно… нет уж, лучше помереть смеясь…

– Ну, ну… – хмыкнул Мяв, – не признал, выходит…

– Кого? – удивился Петя. – Кощея, что ли?..

– Себя, Петя, себя, – засмеялся Мяв, – в Кощее-то…

И растаял.

У Пети даже рот от удивления отворился. Кучу слов хотелось сказать Мяву вдогонку, таких… рыбацкой крепости…

Вовремя глянул в «зеркало внутреннее, озерное» – буруны по нему пошли.

– Непорядок, – спохватился Петя, просмеивая волнение внутреннее.

– Мяв-то просто так не приходит, – молвил сам себе погодя, – раз заявился, значит, резон в его речах был. Вот какой только?..

Начнем-ка сызначала, – решил Петя.

А сызначала – это значит завсегда одно – Творец я, – не спеша думу он думал, – то есть мир вокруг себя сам творю. Из себя же творю, из настроев своих, беспокойств суетных или, напротив, покоя и красы своей внутренней.

– Красив Кощей? – спросил себя и даже плюнул, скривившись. – Как бы во сне ненароком красоту эту не увидеть… И кто его такого придумал…

…Стоп, – сказал себе же Петя, – это как – кто?.. Я же и придумал… Мамочка родная!.. Ведь я и есть творец-то его…

Так, так… – растерянно мыслил он, продолжая. – Чем дальше в глаз, тем больше бревен…

А что это значит?.. А одно лишь и значит: пока в Кощее я себя не признаю, не соглашусь, таким же придурком и он останется, и во мне кощейское что-то сохранится, не исчезнет. А там, глядишь, когда-то и наружу выскочит…

Петя посидел еще немного, вспоминая Кощея во всех мелочах, и вновь поежился внутренне, не хотелось ему признавать творение свое гадкое.

– А надо, – решился. Он вспомнил сизый бугристый нос Кощея с красными прожилками и как в воду кинулся – сказал вслух: – Это – я…

– Это – я… – повторил, прислушиваясь к себе.

– Это – я, – сказал уже увереннее.

Он представлял мутные глаза Кощеевы цвета непонятного, острые уши его волосатые, длинную, костлявую и сутулую фигуру и непрестанно повторял: «Это – Я… и это – Я… и это – Я… И все вместе – Я».

С каждым разом соглашаться становилось все легче и легче… В какой-то момент Петя ощутил внутреннее: «Хватит», – и как-то странно почуял себя… Будто больше прежнего его стало. Словно расширился он за счет Кощея, в себе его признав…

…Скрипнула дверь, и на балкон вывалился сам Бессмертный. Бухнулся на скамью рядом и сидел так какое-то время молча. Петя глянул на него, а затем внутрь себя – «зеркало озерное» не шелохнулось даже.

– Я это… – с удовлетворением подтвердил себе Петя.

Он вновь покосился на Кощея. Тот сидел, запрокинув голову, и смотрел на медленно плывущие облака.

– …Когда я родился, – неожиданно сказал он, – я посмотрел на небо, но увидел только потолок…

Он помолчал немного и добавил:

– И так в моей жизни было всегда… Сплошные потолки и стены… Сплошные запреты и обвинения… И каждый раз потом, как только хотел я небо бездонное в себе узреть, то видел лишь поеденный плесенью потолок…

Петя посмотрел на него удивленно – что-то в Кощее стало другим, не говорил он такого прежде. Поддавшись внутреннему порыву и сам не зная почему, Петя стал вдруг рассказывать ему о внутреннем смехе.

Вначале Кощей лишь досадливо отмахивался.

– Какой там смех, какой оптимизм… Оптимизм – это недостаток информации, а ты поживи с мое…

Но затем, услышав что-то явно интересное для себя, буквально вцепился в Петю и не отпускал вопросами, покуда тот ему все, что знал о смехе, не рассказал. Послушно смеялся, кудахча нутром. Рукой смеялся, ногой, печенкой своей…

Долго сидел потом молча. Наконец сказал:

– Ты никогда не думал, Петя, отчего это мосты завсегда поперек течения строят?.. Так вот ты только что внутри меня мост такой по течению развернул… И знать того даже не можешь, что сделал для меня сейчас…

– Заколдован я, Петя, давно уже, – продолжал Кощей в порыве чувств, – вот уж и не думал-не гадал, что именно ты мне ключ к спасению подаришь… Верно говорят – меньше пользуйтесь головой, от этого могут случиться неприятности по всему телу…

Петя, еще раз глянув на Кощея, решил, что случились-таки…

– Двое меня, – говорил меж тем Кощей, – двое в одном обличии. Сам не знаю, когда наружу Кощей-придурок вылезет, а когда я появлюсь. Может и час пройти, и месяц… Заклятье такое… Сказано было: как дурак в тебе до тебя же умного подымется-дорастет, и как, напротив, ты Дурака в себе-умнике сыщешь, как встретятся они в тебе, сравнявшись, как двое одним станут, – так и проклятье пройдет. Тыщи лет жду уже того… Неспешный процесс…

Поначалу думал много, все хотел хитростью взять, – изливал душу Кощей, – но мысли что? – знания пустопорожние они, да и только. А нужна мудрость была – то, что остается, когда забываешь все, чему учился, когда мысли исчезают… Понял тогда, что значит Дурака найти в себе. Но понять и отыскать – разные вещи. Так и жил с понятием, но без Дурака…

Наши мысли – они вместо мира, – поучал Кощей, разошедшись, – они меж нами и миром всегда встревают. Хотим мир пощупать, а натыкаемся лишь на мысли свои о мире… Сколь их на нас надето…

Он ткнул пальцем в Петю.

– Вот ты – кто?

– Хозяин, – как-то сразу вырвалось у Пети помимо воли. Но Кощей не удивился, то ли поняв, то ли вспомнив чего-то…

– Хозяин, – сказал он с нажимом, – хорошо, ладно. Тогда это что? – вновь ткнул пальцем туда же.

Петя напрягся. Нутром чуял, о чем говорит Кощей.

– Это – я… Петя… думающий, что я Петя.

– Правильно, – обрадовался Кощей, – на Хозяина надето знание о Пете, о кукле Пете, о том, какой он. Дальше… На Пете еще одежда имеется… Откуда мы знаем об этом?

– Видим, – сказал Петя, – ощущаем.

– А где это все? – спросил Кощей. – Видение, осязание?

В голове, – сам же себе ответил, – а раз в голове, значит, тоже знание. Вот и выходит, что не одежда на Пете, а лишь оболочка из знаний наших о том, что это одежда.

Так и все остальное, – продолжал, – не стены вокруг нас, а знание о них, не небо и земля – а знание. То есть – еще оболочки и еще… Много их. И не разглядеть Хозяина под ними…

А если убрать знание наше об оболочках этих, – говорил Кощей, – то ничего от них и не останется. Но как убрать? А признать, что из себя мы все сделали, что и нет их в отдельности, а есть лишь Хозяин…

Петя удивился, Кощея слушая, ведь чуть ранее он то же самое делал, с ним «Я-каясь», себя в нем признавая…

Рассказал о том Кощею, спросил:

– Так отчего ж ты со своим Кощеем-придурком не проякался? Раз все так хорошо понимаешь?