Рон Полборн - Образ и предвкушение

Образ, в своём наиболее развитом виде, “стирает” те особенности своего носителя, которые а) противоречат ему, б) не «вписываются» в него и даже в) нейтральны ему. В этом смысле образ это хищник, который способен “съесть” своего носителя-исполнителя, уничтожив в нём всё лишнее, развив до необходимого уровня те его качества, на которых он базируется. Всё в носителе подчиняется исполнению и постоянному воссозданию образа, что становится смыслом его существования. Исполнение и развитие, борьба за существование и противодействие разрушению образа превращается в цель и смысл существования носителя образа. Хотя, конечно, для оправдания такого нерационального проживания, носитель формулирует социально одобряемые обоснования (оправдания) – от борьбы за всеобщее благо, например, у политика, до самореализации, у представителей так называемых творческих профессий. Но, главное, даже не сформулировать эти обоснования, а убедить себя и аудиторию в их истинности. И в этом помогает образ.

Для наблюдателя, поведение, например, политиков может выглядеть странным, но их противоречивые высказывания, стремление быть на виду и использование для этого любых возможностей, измены и т.п. есть всего лишь естественное проявление образа политика. Иное поведение может говорить о том, что данный человек еще не стал действительно публичным политиком и, может быть, никогда им не станет. Кстати сказать, на этом примере можно достаточно легко различить роль, которую играет человек, и образ, который он исполняет. Роль – это публичное поведение человека, рассчитанное на то, чтобы произвести должное впечатление. В других ситуациях исполнитель роли ведет себя как «нормальный» человек, он отдыхает от роли. Образ – это вся жизнь человека. Образ сильнее жизни и ради его сохранения человек готов идти на смерть – дуэль, подвиг, преступление, месть, самоубийство и т.п.

Стоит хотя бы раз использовать образ, как средство достижения цели, так сразу же возникает обман, неискренность и, как следствие, достаточно быстрая деградация, разрушение образа. Сначала роль всё более замещает образ, а затем полностью вытесняет его. Роль превращается в маску, которая, умирая, все более «костенеет». И аудитория уже не воспринимает ничего, кроме этой маски.

Итак –

111. образ является самоцелью, он способен поглотить своего исполнителя.

112. использование исполнителем образа, как средства достижения неизбежно приводит к его разрушению.

ОПРЕДЕЛИТЕСЬ –

– создали ли вы свой образ или

– нет.

«Свобода это возможность ограниченная самим собой».

П.Сэлфинг

“Свобода – это подрывная ценность”

П.Сэлфинг

Одним из самых сильных соблазнов для человека является свобода. Возможно, он стал, и каждый день становится человеком только благодаря этому, почти физиологическому, стремлению к свободе, которую он чаще всего понимает, как независимость ото всего, как абсолютную возможность делать то, что хочется. И всякая зависимость рассматривается как несвобода, от которой он всеми силами хочется избавиться.

КОММЕНТАРИЙ.

Еще один парадокс образа. Создаваемый как средство, как пространство свободы, образ в процессе своего развития становится ещё одной степенью несвободы. Причем он лукавит, внушая человеку мысль: «В любой момент, когда захочешь, ты сможешь освободиться от меня, стать “самим собой”, вновь приобрести независимость».

Однако, уже первые попытки освободится от образа заканчиваются неудачей. Причина не сопротивление образа, а осознание той неопределенности, которая непременно последует за разрушением образа – крах карьеры, семьи, налаженного и комфортного быта и т.п. Но, пожалуй, главное в том, что, «сломав» образ, надо создавать новый. И оказывается, что реализация свободы определяется рациональностью – могу, но не хочу, можно, но не нужно и т.п.

Образ и свобода одно и то же, если считать, что “свобода – это наша способность представить себе её как нашу неотъемлемую и единственную возможность жить”. (М.Мамардашвили) Созданный и осмысленный своим создателем, образ может быть сменён другим образом, если, конечно, в этом есть необходимость. Другое дело, когда образ созданный аудиторией, не соответствует представлениям человека о самом себе. При этом, он не может понять, почему аудитория так его представляет и не знает, как изменить её мнение. В этой ситуации он начинает ощущать свою несвободу от образа, хотя несвобода от образа существует всегда, ведь человек не может взаимодействовать с аудиторией вне образа. Свобода может быть только в образе, а не вне него.

Вступая в мир образов, человек принимает правила этого мира. Аудитория требует безоговорочного соблюдения принятых правил, и она права, потому что считает, что все соблюдают эти правила. В этом и есть иллюзия полного равноправия и полной свободы. Если все одинаково соблюдают правила, то все, как бы, от них и не зависят. Правила исчезают, их нет, и только их нарушение напоминает об их существовании. Аудитория встаёт на их защиту, начиная отвергать тех, кто их нарушил и, тем самым, указывает каждому на его несвободу от этих правил. И приходиться выбирать – продолжать борьбу за свою свободу от принятых правил и стать изгоем, диссидентом или … Причем совершенно неважно, на чьей стороне истина.

Создавая свой образ, человек готовится отдать его другим, как дар. Хотя он, конечно, не бескорыстен, но это должно выглядеть именно так – исполнитель преподносит образ аудитории. Поэтому, первая реакция аудитории, которую создатель образа с большим волнением ожидает, состоит в том, примет она образ как дар или нет. Исполнитель не может предъявить свой образ аудитории ни в какой иной форме, кроме как в форме дара, так как она не обязана этот образ принимать. Поэтому нет вопроса – дарить или не дарить свой образ аудитории. Проблема в ином – будет он принят или нет.

Многие проблемы взаимодействия человека и аудитории связаны с тем, что он, в своей непомерной гордыни, считает, что аудитория непременно примет его, ибо «куда она денется». Он забывает, что аудитория может:

а) принять образ, а потом его отвергнуть,

б) не принять его вовсе или

в) сделать вид, что принимает его.

За уверенностью человека нет ни веры, ни знания, а лишь некая смесь – «я верю в то, что знаю, потому, что верю в истинность этого знания». Это не уверенность, а самоуверенность, избыточная самость. Любопытно, что эта самоуверенность не позволяет человеку вовремя понять, чем он жертвует ради взаимодействия с аудиторией – независимостью от неё. Осознав это, он всё равно продолжает стремиться к взаимодействию, уж слишком много оно обещает человеку. А взамен берёт всего лишь независимость!