Елена Темнышова - Здравствуйте! Психология здоровья

Я тогда подумала: как это может быть страшно – взять и рассказать незнакомым людям свою личную историю, прямо со сцены, искренне, все как есть!

А вдруг то, что мне ценно, выстрадано, пережито, преодолено годами боли и мук, покажется этим людям недостоверным, или неуместным, или неинтересным, скучным, или даже смешным? Что тогда? Как я смогу пережить это?

С тех пор я рассказывала свою личную историю сотни раз. Может, даже более тысячи, я не считала. И отдельным людям в личной беседе, и в переполненных залах… Не потому, что она интересная или мне нравится ее рассказывать, тем более – приятно вспоминать. Вовсе нет.

Я рассказываю ее для людей, у которых тоже что-то не получилось в жизни. По очень, очень объективным причинам. В том числе и со здоровьем, но необязательно.

Для многих людей моя история – это надежда на то, что и их ситуация – не тупик! А если и тупик, то и из тупика также есть выход!

Когда я рассказываю свою историю перед залом, перед десятками людей, даже если я их плохо вижу, я все же слышу их дыхание, реплики, скрип стульев или внезапно повисшую тишину. Я чувствую реакцию зала и могу реагировать на нее «в режиме реального времени».

Сейчас передо мной новый риск – аудитория не только большая, но еще и невидимая, еще и незнакомая для меня. Я не знаю, когда, спустя какое время после того, как я эти строчки пишу, вы будете их читать. И тем более, я никак не смогу повлиять на ваше впечатление от прочитанного.

Возможно, это главная причина, по которой я много лет откладывала написание этой книги. И все же… И все же без этой истории вряд ли книга будет иметь такие же шансы на успех, как вместе с ней.

А что такое успех в данном случае? Для меня это – возможность поддержать большое количество людей в своевременной заботе о здоровье. И психическом, и физическом, и социальном – о здоровье в том понимании, как его трактует Всемирная организация здравоохранения. Вовлечь людей в активные действия по преодолению преград, в поиск новых способов самореализации, даже когда важные в их жизни двери плотно закрылись. Вселить в них надежду, придающую силы не сдаваться, стоять за себя и поддерживать других людей. И тогда все не зря, даже если не всем понравится и пригодится – ничего страшного!

Ну, разогрелась, собралась с духом, поехали!

Детство и юность предлагаю сократить до минимума: родилась в обычной семье. Мама фельдшер, папа инженер. В школе училась хорошо, даже отлично, участвовала в художественной самодеятельности, после школы поступила в медицинский институт и окончила его. На последних курсах подрабатывала медсестрой. Работа нравилась, тем более что с детства гордилась мамой: ее знали, уважали и любили многие люди. Дальше тоже «без особенностей», как принято выражаться в историях болезней: вышла замуж, родила одного, затем второго ребёнка. Мальчика и девочку, с интервалом в 2,5 года.

И вот примерно с первой беременности у меня стали появляться «особенности», которые вроде как тоже, если честно, не большая редкость. Большинство в курсе, что во время беременности у женщин часто сыплются волосы, ломаются ногти, иногда даже кости становятся хрупкими, всякие другие редкие и не очень заболевания дебютируют. К примеру, рассеянный склероз, гипертония, желчекаменная болезнь и так далее, и тому подобное. И часто «садится» зрение. Вот и у меня стало «садиться».

До декрета я как-то дотянула, в декрете не до очков, читать некогда, никаких тогда памперсов, одна доска – стиральная, другая – гладильная. Поэтому, думаю, уж пусть садится… А перед выходом на работу схожу подберу себе очки. Многие женщины так с одеждой делают. А я решила с очками. Сказано – сделано! Заметьте, как я берегу ваше время, какие куски сокращаю!

Перед выходом на работу, когда ребенку исполнилось полтора года, я пошла подбирать себе очки. С большим трудом мне подобрали, но мир в них имел несколько перекошенный, неестественный вид. Меня в этих очках штормило, качало, но я держалась за штурвал своей жизни и профессии крепко, как могла.

Выручил второй декрет, когда очки мне перестали подходить совсем, но и без них я как-то справлялась. Попутно у меня полезли другие, вроде как не такие уж страшные, но подозрительные своей кучностью болячки. Не буду все перечислять, сейчас мало у кого такого нету, хотя бы в минимальном количестве. У меня было в большом, и все больше и больше, но я не сдавалась и целилась выйти на работу как можно скорее. Шли лихие для большинства людей 90-е, а медики как раз оказались в числе тех, кто «не вписался в рынок». При попытке подбора очков стало ясно, что это не просто близорукость или астигматизм, а вообще «не то пальто».

После долгого хождения по молодым окулистам я все же попала к старому, который сказал, что это редкое глазное заболевание, называется «кератоконус». У меня сразу третья стадия из четырех возможных, и это трудно считать достижением, тем более – заслугой. Видела я уже совсем плохо, одна по улице старалась не ходить, особенно по незнакомым местам.

Далее я прошла все глазные клиники нашего города, а также ведущие глазные институты Москвы и Санкт-Петербурга. Главное, что мне посоветовали, – никогда не соглашаться на операцию, так как роговица уже заметно тоньше волоса и точно разлетится в клочья от самой незначительной травмы. Посоветовали подобрать жесткие линзы. Сейчас таких линз нет, не делают. Они были похожи на прозрачные пуговицы от мужской рубашки, только без дырочек.

В Волгограде мне их делали более полугода, и в них я все же вышла на работу. Врачом-неврологом. В стационар. Во время специализации в Санкт-Петербурге сделали линзы получше, в них я проработала следующие 12 лет своей жизни. Больно, трудно, но все же лучше, чем сидеть дома, особенно впроголодь.

Теперь параллельная линия, и опять про здоровье. Если со зрением худо-бедно наладилось, то другие проблемы стали наступать, захватывая целые органы и системы. Во-первых, совсем не радовала глаз кожа. Сначала это была просто часто рецидивирующая крапивница, потом уже расчёсы между обострениями не успевали заживать, и в конечном варианте все выглядело как зомби-апокалипсис, причем преимущественно именно на лице.

Напоминаю – я работала врачом, а Гиппократ настойчиво советовал врачу: «Исцелися сам!» То есть Гиппократ логично предполагал, что, зайдя, к примеру, в кабинет к такому, как я, врачу – облезлому, почти слепому, с ещё не оглашенным длинным списком менее заметных внешне болезней, – пациент практически не имеет шансов на исцеление. Так как если сапожник без сапог еще как-то может прожить, особенно летом и в теплом климате, то врач без здоровья – это нелогично. Разве что он мазохист. Или врет, что лекарь. Даже если предположить, что у врача может быть редкое и неизлечимое заболевание, то одно, а не 5–7, как у меня в то время.