Ксения Татарник - Кому я нужна. 7 шагов от самоабьюза к возрождению

Фото на обложке Аманды Накао

Модель – актриса Летисия Сабателла

Photo by Amanda Nakao

The actress in the picture is Leticia Sabatella

© Ксения Татарник, текст

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Видеть – важнее, чем быть увиденным. Эта смена ракурса притягивает к нам людей, придает новую глубину, не отнимает, а усиливает красоту. Не отдавайте другим право судить, что для вас красиво, а что – нет. Опирайтесь на свою личность, свой ум, свой характер. Потому что все уже было, кроме вас.

Может ли книга уберечь от роковых ошибок?

Если бы я могла вернуться в прошлое, я бы передала эту книгу себе 17-летней. Я даже знаю секретное место, где ее оставить, чтобы ты непременно увидела, моя юная Ксюшка, и день, когда тебе ее особенно не хватало.

Всю юность я так сильно ненавидела свою внешность, что не носила ни платья, ни юбки, хотя очень их люблю. О бикини и речи не было. Мне запомнилось одно лето: испепеляющая жара, а я иду по улице в длинном светлом плаще – потому что считаю себя безобразно толстой и, кажется, плащ меня от всех закрывает.

Теперь я плаваю и загораю в бикини, занимаюсь любовью при дневном свете и наслаждаюсь своим телом, хотя время прибавляет мне морщин и складок, как всем. Не то чтобы комплексы разом испарились, но они уже не мешают жить, свободно дышать. Когда накатывает приступ перфекционизма – кажусь себе растолстевшей, некрасивой, обвисшей, – я знаю, как с этим справиться.

Мне очень не хватало такой книги, таких слов тогда, в семнадцать лет, хотя я не верю, что книга остановила бы меня от того, чтобы совершить мои ошибки, включая те, за которые пришлось заплатить дороже всего.

Боксеры говорят: у каждого есть план поединка, пока не выйдешь на ринг и тебя не звезданет как следует. Мы взрослеем, когда со всего размаху врезаемся в стены. Да, кому-то везет, и удары оказываются мягче. А у кого-то стены – одна другой каменней, и раны глубже, потери сокрушительнее.

Мне запомнился комментарий к статье о токсичных отношениях: «Я зря потратила на него столько времени, вычеркнула десять лет жизни. Он выпил из меня столько крови». Но несчастливая любовь не только опустошает.

Когда-то я была влюблена в человека – он говорил «я люблю тебя», а через минуту превращался в крокодила, и мне приходилось убегать зигзагами от его челюстей. Теперь, когда я оглядываюсь на те времена, вспоминаю шрамы на теле и в душе, я испытываю чувство благодарности самой себе.

Я рада, потому что перестала быть слишком наивной, перестала идеализировать. Сейчас я смотрю на окружающих внимательнее и в основном замечаю не то, что они говорят (может быть, много хороших слов), а то, как они поступают.

Я рада, потому что перестала хотеть быть совершенной и контролировать все. Когда-то я страстно мечтала дойти до вершин и стать идеальной – мне казалось, я чего-то стою, только если добьюсь успеха. Теперь я понимаю, что я имею право выражать себя просто потому, что я здесь, живая и уязвимая, и прошла свои сто дорог. Я научилась ценить себя, свою работу, свои сомнения, ошибки и свои достижения и не стесняться рассказывать о них, говорить «да», я особенная, да, я много над этим работала.

В заглавии книги – печенье с предсказанием. Суть не в том, какое вам досталось печенье, а как вы понимаете то, что оно сообщает. «Кому я нужна» можно прочесть, как тысячу раз произнесенное над нами заклятье злой феи – да кому ты нужна, да на что ты годишься, исчезни! А можно – спокойно и утвердительно, с ударением на последнем слове: кому я НУЖНА. И напомнить себе о тех, кому мы дороги, кто тысячу раз говорил хорошее, выслушивал, утешал, обнимал, выручал.

Писательница Азар Нафиси сказала: «Так или иначе, мы выражаем то, что с нами произошло, в том, какими людьми мы становимся». Когда мы чувствуем, что дороги себе и сами в силах создать внутри настроение счастья, благополучия и благодарности – мы выражаем все, что с нами случилось, самым прекрасным способом из всех возможных.

Первое сладкое дуновение флирта, как аромат розы… и тут же выжигающая напалмом мысль: «У меня грубые черты, некрасивое тело, грудь ужасна и влагалище…»

Представьте, что вы мирно спите и вдруг просыпаетесь от страшного грохота, незнакомые люди вламываются в спальню, вам в лицо бьет безжалостный резкий свет и кто-то громовым голосом спрашивает над ухом: «А у тебя хорошенькая?! Покажи!» Или: «Твой член и яйца огромные, как у настоящего мужика? Докажи!» Примерно так ежедневно, непрошено, по много раз врывается в наше сознание реклама четырех индустрий с миллиардными оборотами – похудения, косметики, эстетической хирургии и порнографии. Тест: если на свидании вас охватывает смятение по поводу «ужасного» влагалища (речь на самом деле о вульве; влагалище, или вагина – внутренний орган. Мы путаемся в терминах из-за недостатка секспросвета) – ваш мозг уже успели основательно промыть. Интимное, сокровенное, личное, чему никто на свете не имеет права выставлять оценки, отныне вам не принадлежит. Вы – публичное тело и обязаны показывать товар лицом.

Сексуальность и телесность в нашем сознании прочно закованы в кандалы вины и стыда. Мы страшимся оказаться ненормальными, вызвать отвращение к себе или испытать его сами от тела и желаний другого. Нам трудно выдерживать свою непохожесть, отстаивать собственный стиль, принципы и особенности, в том числе форму тела. Хочется нырнуть в спасительный конформизм – раствориться в навязанной маркетингом догме, как шипучая таблетка в стакане воды, без следа. Теоретик психоанализа Джойс Макдугал (она внесла значительный вклад в развитие психологии женской сексуальности, творческих способностей и зависимостей) говорила, что труднее всего анализировать не отклонения от нормы, а как раз нормальность. Макдугал ввела термин «нормопатология», подразумевая под ним страх оказаться ненормальным и боязнь отличий, несходства, особенностей – своих и других людей.

Мы хотим быть желанными – и в то же время страшимся рассказать о своих желаниях миру, возвысить голос и потребовать от него внимания к себе или хотя бы попросить робко о том, чего хотим. Впадаем в отчаянье от собственной невидимости – на нас не смотрят с интересом, к нам не прикасаются любящие руки и губы – и сами же со страхом и омерзением отстраняемся, стоит кому-нибудь приблизиться. Мы утешаемся собственной невидимостью, прячемся в нее, как в крепость, и мучительно переживаем одиночество. И все-таки в один прекрасный день набираемся храбрости предположить, что мы – существуем.