СИМУРГ - Одолень-трава

– Здравия желаю, товарищ майор! – сказал с усмешкой Иван, глядя в зеркало, и положил руку на свою седую голову. – Дожил уже до тридцати лет, а в игрушки играешь! Не стыдно тебе?

– Ну и где, ты, там? – снова донеслось с кухни.

– Уже иду…это ты там, а я здесь, – неловко пошутил Иван.

Он не умел шутить, был неразговорчив, никогда не принимал участия в кавардаке, который устраивали его сыновья, редко смеялся от души, всегда ощущая какую-то пустоту между собой и окружающим миром…

– Проголодались, сорванцы! – ласково глядя на прибежавших ребят, улыбнулась Светлана.

Иван сел за стол, прислонив костыли к стене.

Жена хлопотала у плиты.

«Хорошая она у меня…» – вдруг подумалось ему. – «Досталось ей в жизни. Выросла в детском доме, голодала, когда училась, все хозяйство я на нее свалил, да еще сам недавно прибыл из Афгана «грузом – 300»…

Светлана поставила перед ним тарелку макарон по-флотски, тряхнув крупными черными кудрями.

Ивану всегда хотелось растормошить эти чудесные волосы и зарыться в них лицом, сказать много ласковых слов, но что-то его останавливало, какое-то внутреннее сопротивление, но при этом, на вопрос: «Ты любишь свою жену?», он без промедления ответил бы – «Да!»

– Спасибо мама, мы уже поели!

– Прям, по-солдатски! Все по – батьке! – засмеялась Светлана.

Мишка с Егоркой выскочили из-за стола и помчались обратно в комнату.

– И я уже поел, спасибо, вкусно… – Иван неловко погладил жену по плечу.

– На здоровье… иди уже! – как-то вздрогнув, засуетилась Светлана. – Новый Год скоро, а елка еще не наряжена!

Иван кивнул и, подхватив костыли, двинулся в комнату.

Там около коробки с елкой скакали Мишка с Егоркой.

Глядя на них, Иван улыбнулся и его стальной взгляд потеплел.

– Что тут у нас? – с этими словами он начал доставать и раскладывать на полу колючие еловые ветки.

Елочка быстро приобретала свой естественный вид.

Дети наперебой протягивали отцу еловые лапы с криком:

– Теперь моя очередь!

Нацепив елочную гирлянду, Иван поставил перед ними коробку с игрушками.

– Давайте-ка, наводите красоту!

– Папка, а ты? – в надежде спросил Егорка.

– Я здесь посижу…

От неловкого движения, желваки у него задвигались.

Ноги ныли практически постоянно. Иван привык к боли. Иногда он улавливал какое-то внутреннее чувство, очень похожее на физическую боль, и не понимал того, откуда оно взялось, но это было с ним одним целым.

Иван привык к тяжелому в своей жизни и никогда никому не жаловался.

– Пап, посмотри, какая шишка блестящая!

– И сосулька тоненькая!

– И домик, как у Бабки Ежки!

– И попугайчик цветной!

– А это что же? – остановился Мишка, разглядывая какой-то шарик. – Фу, какой старый, весь облупился! Нужно срочно его выбросить, чтоб вид не портил!

И он метнулся к кухне…

– Стой, Мишка! – Иван молниеносно перехватил руку сынишки. – Подожди…

Мишка встал как вкопанный и вопросительно посмотрел на отца.

– Дай мне… – тихо попросил Иван, аккуратно вынимая шарик из рук сына. – Пусть рядышком со мной пока полежит, – и прикрыл глаза…

Мишка послушно отдал елочную игрушку и не стал больше задавать вопросов.

Он боялся отца. Хоть его никогда и не били, но суровый стальной взгляд заставлял его судорожно сглатывать.

Мишка помнил до сих пор, как взял без спроса модель самолета с отцовского стеллажа и запустил со второго этажа…

После этого он весь вечер стоял у стола и смотрел на то, как вновь собиралась сломанная модель…

Помнил то, как сто раз просил прощения, но от отцовских опущенных плеч исходила такая холодная тишина, что Мишка готов был под землю провалиться, лишь бы не ощущать эту пропасть между ними…

– Пап, ты чего? – тихонько спросил подошедший Егорка и тронул за рукав отца.

– Тише, ребятки, тише…

А память стрелой молнии уже рассекала 20 лет…

– Мама, я принес воды и дров, и снег расчистил, мама. Что еще, мама, мне сделать? – суетился Ванюшка, повторяя без конца слово «мама».

– Молодец, молодец, хватит, хватит… – тихо говорила низенькая, худощавая женщина, теребя кухонный фартук.

– Почему ты все время ее мамой называешь? – кивнув на женщину, и глянув исподлобья на брата, спросила сидящая на лавке Машуня. – У нас же другая мама! Забыл что – ли?

– Мы ее так недолго называть будем. Мы просто поиграем так. Посмотри какая она добрая и о нас заботится, – обеспокоенно зашептал, подскочивший к сестре Ванюшка.

– Ну, если только немножко!

– Ладно, ладно…

Иван закрыл лицо руками, а память перелистывала мятые страницы…

– А вы не отдадите нас обратно? – затаив дыхание, спросил Ванюшка у Валентины.

– Не отдам, хороший, не бойся, – ее ласковая рука погладила жесткий Ванюшкин вихор.

– Ха, ха, сирота ненужная! – смеялся Митька, залепляя Ванюшке лицо снежком.

– Они наши мама и папа! – отчаянно кричал Ванюшка.

– Вы что же, сразу такими большими родились? Так не бывает!

– Бывает! – злился Ванюшка.

– Приемыши сиротские! – не унимался Митька.

Иван вспомнил, что со временем научился бить. Бить безжалостно…

– Мама, мама, мамочка, Машуня умирает! – дико орал Ванюшка, бежавший босиком по снегу к коровнику…

А потом, забившись в угол и рыдая, смотрел на то, как малюсенькое тельце сестренки трясло и выгибало, как Степан держал ей руки, а Валентина зачем-то толкала ей в рот ложку…

– Эпилепсия… – сказал тихо местный фельдшер, – неизлечимая болезнь…

Иван тяжело вздохнул и открыл глаза.

Мишка с Егоркой тихонько наряжали елку, поглядывая на отца.

Подхватив костыли, Иван вышел на балкон. Крепко затянувшись сигаретой, он посмотрел вниз.

Маленький двор, окруженный кольцом серых пятиэтажек, детская площадка со сломанной горкой и горы снега повсюду.

Куда-то спешила, на вид уставшая женщина, кто-то горланил песню пьяным голосом, где-то смеялись дети, играя в снежки, кому-то «мыла кости» кучка сгорбленных бабусек, какой-то мужчина откапывал из кучи снега свой старенький «москвич»…

Жизнь текла своим чередом, но Иван чувствовал, что его нет в этой жизни…

На улице было морозно и ясно.

Иван поискал глазами солнце, и понял, что его загораживают пятиэтажки…

«Как в загоне»…– внезапно пришла мысль.

Вдруг раздался громкий скрежет, заставив Ивана вздрогнуть от неожиданности, а правая рука автоматически сжалась в кулак.

Какой-то мальчишка раскачивал ржавые качели…

А память старательно перелистывала страницы…

– Ты кто? – нагло спросил невысокий коренастый парень, открыв дверь.

– А ты кто? – ответил вопросом Иван.

– Это мой брат, Ваня, – послышался из-за спины парня Марьин голос.

– А-а-а-а, В-а-а-ня! Тоже, наверное, инвалид припадочный! – скривился парень.