Павел Орлов - Преодоление

Мои родители мало нас берегли от своих скандалов. Часто ругались прямо в общей комнате. Отец был эмоциональным человеком и, не сдерживаясь, матерился. Мать обижалась и могла не разговаривать с ним неделями. Через меня передавала ему записки. Так она общалась с ним. Но самое тяжелое для меня тогда были слова матери: «Теперь ты будешь за главного в доме, раз отца больше нет!» Зачем мне говорить это было в столь юном возрасте, я не понимаю до сих пор. Как будто мне было легко! Как будто мать пыталась переложить на меня часть своих проблем, забывая при этом, что не я виноват во всем этом и что мне совсем мало лет. Скорее всего, для меня это стало психологической травмой (я не могу судить об этом с профессиональной точки зрения, т.к. прошло много времени, и сейчас мне сложно достоверно сложить воедино все «кусочки» этого «паззла»). Я стал плохо учиться в школе, отношения с друзьями у меня испортились и потом полностью прекратились. Я стал неким «изгоем» в классе. Мне не хотелось идти в школу, и я почти полностью потерял свой авторитет среди одноклассников. От этого мне было еще тяжелее. Может быть, это покажется удивительным и даже странным для моего возраста, но меня начали мучить панические атаки, мое настроение часто прыгало: от безудержного веселья до беспросветного пессимизма. Я не понимал, что со мной происходит, мне казалось, что я схожу с ума. Может, это было просто подростковое взросление (сейчас я знаю, какой гормональный бум возникает у подростков в пубертатный период), может, последствие негативной обстановки в семье, но со мной творилось что-то неладное…

Ну, а что же со мной происходило в контексте нашего с вами вопроса? В плане трансгендерности?

Начиная с 10-11 лет я захотел стать девушкой. Причем именно физически, не просто носить одежду. Я не могу этого желания объяснить… Оно иррационально. Мне нравилось, как они одеваются, нравилось то, что им много прощают родители и т.д. Помню, как накрасился однажды акварельной краской, сделал себе макияж и потом играл в куклы. Причем умом я понимал, что так быть не должно! Естественно, что мне с детства прививали общественное мнение, что мальчик должен вести себя как мальчик, а девочка – как девочка, и я думал, что делаю что-то не совсем верное… а может, совсем не верное… Но «запретный плод», как известно, так всегда сладок…

Лет в десять-одиннадцать я как-то раз забрался в мамин шкаф и обнаружил там много женских вещей. С того времени я стал погружаться все глубже и глубже в трансгендерные проявления. Когда никого дома не было, а это бывало довольно редко, я всегда наряжался в женское. Это давало возможность побыть хоть немножко на «той стороне»… Это меня очень будоражило и волновало! Я весь аж задыхался от восторга, глядя на себя в зеркало. После необходимости разоблачения возникало чувство печали и … стыда. Эти чувства для меня были во многом противоречивы. С одной стороны, я сожалел о необходимости «возвращения» в обычный и жестокий мир, а с другой – стыд за свое «неправильное» поведение.

Я вспоминаю еще один случай. Мне тогда было, наверное, двенадцать или тринадцать лет. Мать ушла из дому по делам, и я решил, что это мой шанс забраться в ее косметичку. Недолго думая, подставил табуретку и по самые пятки забрался в шкаф, где все это великолепие и хранилось. Нашел помаду – накрасился. Есть песня одна, не помню ее название, но там есть слова – «…я извазюкала помадой рот!…» Вот нечто такое у меня и было! Этого было недостаточно, так как я был «дама стильная» и ограничиваться только губами было «не комильфо…» Поэтому, найдя тени для глаз, я немедленно взялся и за эту часть образа! Жалко, что в песни нет слов: «…извазюкала тенями глаз…», но это бы было довольно верно! И вот я такая красавица, хожу по дому. Косметика чувствуется на коже лица, и она создавала ощущение гламура, будто я всамделишная девочка и это было чудесно…

Но, как известно, все хорошее рано или поздно заканчивается, и пришел час, когда я вспомнил о том, что мать должна скоро прийти! Я ринулся в туалет и начал водой все смывать. Если помада хоть как-то смылась, о тенях даже и подумать было страшно! Они оказались такими стойкими, что кроме как размазать их по лицу, с ними ничего нельзя было сделать. Если бы тогда существовали такие средства, как «Доместос», я бы наверняка ими воспользовался! Кое-как я их смыл (как мне казалось). Пришла мать, а я кручусь возле нее, как будто ничего не знаю. Она посмотрела на меня, когда свет от окна падал на лицо, и сказала: «А что там у тебя на глазах»? Я понял, что это полный провал Штирлица! Как мне было стыдно!… Меня выдали блестки, которые так въелись, что, наверное, только шлифмашиной их можно было убрать. Мать сказала: «Тебя кто-то этому научил?» Я думал, что провалюсь под пол от стыда… Но в данном случае моя мать проявила мудрость и не стала расспрашивать меня о том, что произошло, и я очень благодарен ей за это. А может, она что-то чувствовала во мне, что нравилось ей. Я не могу сказать точно, но желание того, чтобы я не был «как отец», перевешивало все разумные границы.

Со временем, одной косметики стало недостаточно, и я ринулся искать какую-то женскую одежду для увеличения достоверности своего внешнего вида… Конечно, я знал, что у матери она хранится в шкафу. В нем я нашел колготки, какие-то юбки, старые туфли и т.д. Размер обуви тогда еще был таким же, как у матери. Отец был где-то на работе, и мать так же отсутствовала дома. Я, как умный школьник, с утра выходил из дома вместе с матерью (как будто в школу). Затем убегал куда-нибудь, и спустя некоторое время возвращался назад, где меня ожидал «заветный шкаф». И почти целый день я мог ощущать себя Девушкой… Со временем, мне захотелось иметь свои вещи, и я «натырил» их у матери, рассовав по «закромам» внутри квартиры. Колготки лежали в столе. Как-то раз, когда я был летом в деревне, мать провела «рейдерский захват» моего письменного стола и, конечно, все нашла! Понятно, что свои вещи она узнала. Но тогда она мне ничего не сказала, видимо, решив, что ничего из меня уже хорошего не вырастет… Так сказать, в семье не без…

К слову, я и в деревне, где жили мои бабушка и дедушка, умудрялся создать себе «образ», для этого забирался на чердак, что-то там напяливал и представлял себя девочкой! Это был мой уголок женственности и уюта.

Конечно, через какое-то время мать стала догадываться о моих похождениях. Она, видимо, поняла, что такие проявления не единичны. Но никто со мной душеспасительные беседы не проводил, в угол не ставил, да и прятать свои «следы преступлений» с годами я стал все лучше и лучше… Дошло до того, что как-то на уроке при ответе возле доски я использовал «женское» окончание слова, что вызвало у всех смех и пошатнуло и без того мой неидеальный авторитет.