Джесси Беринг - Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся

Если вы были бы одним из тех парижских гомосексуалов, что старались остаться незаметными, по вашему следу шли бы сыщики вроде профессора Шарля Самсона Фере. Этот врач был гетеросексуалом без причуд, черпавшим вдохновение в книге Хэвлока Эллиса “Сексуальные инверсии”. Пока его коллеги в лабораториях на берегах Сены занимались переустановкой яичек, Фере разрабатывал безотказный метод выявления геев и лесбиянок, скрывавших свои наклонности. Курта Фройнда и его дурацкого аппарата тогда не было и в помине. Единственное, что оставалось Фере – попытаться открыть физические, поведенческие и психологические секреты гомосексуалов. В книге “Научные и эзотерические исследования полового вырождения у человека и животных” (1899) автор делится премудростями: “Осанка, манера поведения, походка – все это указывает на инверсию”. Фере также считал, что гомосексуальность выдают определенные физические признаки. Например, “повышенное отложение жира на груди, крупные ягодицы, редкие волосы [на теле]”. (Ну ладно, признаю себя виновным по двум статьям, однако те же признаки имеются и у моего брата-гетеросексуала.) И, если вам любопытно, пенисы гомосексуалов выглядят совершенно так же, как у гетеросексуалов: “Врач имел дело более чем с шестьюстами гомосексуалами, но не встретил ни одного случая патологий развития гениталий” [95]. Проведя много бессонных ночей перед монитором, я получил собственную, гораздо более обширную выборку пенисов. Затрудняюсь сказать, сколько именно их было. Я перестал считать в 2002 году, когда достиг миллиона, и могу подтвердить: в этом отношении Фере не ошибся. (Почти не ошибся: я бы солгал, сказав, что мне не доводилось видеть нечто сногсшибательное.) Но вам, дамы, не стоит волноваться, что по внешнему виду вы не сможете определить, предпочитает ли ваш партнер мужчин. Фере поделился с читателями маленьким секретом: оказывается, гомосексуалы “не умеют свистеть”. Фере считал это “признаком женоподобных мужчин” [96]. Ну, что тут скажешь? Взгляните на виртуоза-свистуна Клэя Айкена.

Фере не обошел вниманием и лесбиянок. Врач был убежден (весьма по-фрейдистски), что лесбийская любовь возникает в раннем детстве, когда девочка одержима материнской грудью, а потом она начинает испытывать ревность и злость, когда видит, что отец уделяет особое внимание этой части тела и даже смеет прикасаться к тому, что она считала своей собственностью. Фере полагал, что эта враждебность к отцу, покушающемуся на грудь, служит толчком к отвращению к противоположному полу. Но все же он допускал, что к такой реакции должна быть и биологическая предрасположенность: “Сам факт, что такое обыденное явление, свидетелями которому становятся почти все дети… вызывает у нее шок, свидетельствует об особой склонности к такой реакции”. И, тем не менее, до конца дней мужчины будут в ее глазах похитителями, и именно к женщинам с пышным бюстом она будет испытывать особую страсть [97]. Поэтому верный способ разоблачить лесбиянку – внимательно наблюдать, куда устремится ее взгляд при виде фигуристой женщины. Если она смотрит на пышную грудь, она выдала себя с головой.

Как видите, многие рассуждения Фере о геях и лесбиянках были попросту нелепыми. Однако он распространял и весьма вредные стереотипы о моральных качествах гомосексуалов, точнее – о мнимом отсутствии таковых. “Нельзя забывать, – наставлял он читателей, – что у гомосексуалистов есть склонность ко лжи, они тщеславны, болтливы и бестактны. Некоторые из них не обращают внимания на одежду и чистоплотность тех, кого выискивают. Даже самые убогие существа не вызывают у них отвращения”. Да ладно! Ради всего святого, не все же мы поклонники Леди Гага. Слова Фере звучат сегодня, как отрывки из ежемесячника баптистской церкви Вестборо [98], но имейте в виду, что написаны они одним из самых уважаемых врачей и ученых своего времени. А в истории нашего биологического вида это совсем недавно. Даже Хэвлок Эллис, дружелюбно относившийся к гомосексуалам, провозгласил книгу Фере (опубликованную всего через пару лет после того, как на полках магазинов появились его собственные “Сексуальные инверсии”) “величайшим трудом о половых инстинктах, написанным на французском языке”. (Подозреваю, что французский Эллиса оставлял желать лучшего.)

С укором глядя на братьев наших меньших, Фере потчевал читателей байками о жеребцах-мазохистах, об осле, страстно увлеченном зебрами, курах-лесбиянках, горностаях-онанистах и насекомых-педерастах. Нет сомнений, что другие животные иногда вступают в не обычные для своего вида связи. Люди – не единственные извращенцы в царстве животных. Однако мы единственные, кто клеймит позором за девиантное поведение. Чтобы понять, почему мы так досадно уникальны, почему столько умных людей так долго спорило друг с другом из-за вопросов, поднятых в этой книге, вернемся в доисторические времена, когда Homo sapiens превратился в категоричного, нетерпимого гоминида, каковым является и сейчас. Так нам, возможно, удастся понять, как мы оказались в этой экзистенциальной неразберихе – и почему до сих пор не избавились от шаблонных представлений о сексуальных меньшинствах.

Мы, приматы, принципиально отличаемся от других животных тем, что у нас сильно развито социальное познание. Подобно системе ультразвуковой эхолокации у летучих мышей, позволяющей им ориентироваться в темной пещере и находить вкусных хрустящих насекомых, или хоботу слона, при помощи которого он может и дышать, находясь под водой, и подгонять детенышей на прогулке, самая заметная адаптивная черта человека как вида – это способность к эмпатии, пониманию эмоционального состояния другого человека. Это врожденная черта, она интуитивна, и мы ничего не можем с этим поделать: мы постоянно пытаемся понять, что на уме у других [99].

Такая адаптация известна как механизм понимания чужого сознания ( theory of mind ) [100]. Дэвид Премак и Гай Вудраф предложили этот термин в конце 70-х годов для обозначения того факта, что сознание по определению является теоретической конструкцией. Нейрохирург проводит операцию не на сознании, а на органе, который порождает различные психические состояния. Изображения, получаемые в результате МРТ и ЭЭГ, – это изображения мозга, а не сознания. Иными словами, что бы ни говорили вам эксцентричные персонажи (скорее всего, они стремятся что-нибудь продать), мы не способны буквально видеть, слышать, осязать, ощущать вкус или читать мысли [101]. Так что будь вы хоть когнитивный нейробиолог, пытающийся в лаборатории разобраться с закономерностями кровоснабжения мозга у больного эпилепсией, хоть прохожий, озадаченный странным поведением уличного торговца, – вы можете лишь догадываться, что в голове у других. У других людей есть сознание. Просто, как и в случае с силой притяжения, мы можем сделать вывод о его существовании, лишь основываясь на наших собственных органах чувств [102].