Дарси Локман - Право на гнев. Почему в XXI веке воспитание детей и домашние обязанности до сих пор лежат на женщинах

Свой ответ я сформулировала так же тщательно, как и мой муж вопрос. Мне хотелось быть доброй, но при этом прекратить нести ответственность за каждую мелочь в доме и поддерживать эту чудовищную систему, которую мы соорудили, – систему, согласно которой именно я должна решать все проблемы. Я спросила его: «Что именно ты боишься забыть?»

Он задумался. «Купальники», – ответил он наконец.

«Ну вот видишь, ты вспомнил», – сказала я, будто невозмутимая мама-барсучиха из книжек про Фрэнсис [1] Серия книг для дошкольников писателя Рассела Хобана, на русский не переведена. – Здесь и далее прим. ред. (обожаю ее!). Он кивнул и направился к двери.

Я была довольна нашим разговором. Я постояла за себя, я проявила чувство юмора, и Джордж не забудет купальники (в которых девочки радостно лягут спать, потому что он наверняка забудет пижамы). Но неугомонный бес у меня в голове – тот, чей голос стал мне родным за многие годы разговоров об обязанностях женщин и их месте в семье, – не давал мне покоя: ты к нему несправедлива. Он ведь их увозит, как ты и хотела. Что тебе стоит собрать пару вещей? Они едут всего на одну ночь. Это займет не больше тридцати секунд. Что в этом страшного?! Я беру iPad, несколько игрушек и кладу их в сумку – подношение моему внутреннему бесу и моему мужу, к которому я больше всего на свете хочу быть справедливой.

В 2003 году, когда мне было тридцать, моя подруга Таня родила первенца. Она была на несколько лет старше, и – поскольку речь идет о Нью-Йорке, городе с высоким средним возрастом рождения первого ребенка – стала первой из моих местных знакомых, у кого родился ребенок. А еще через несколько месяцев стала первой из моих знакомых мамой, которая вышла на полный рабочий день. И первой, с кем я потеряла связь из-за ее плотного графика. Каждые полтора месяца мы пытались встретиться, и нам это ни разу не удалось. Наконец Таня позвонила и сказала – так, будто это само собой разумеется, – что она больше не сможет приезжать на совместные ужины, потому что ее муж неспособен посидеть с малышом и одного вечера. Работа Джона заключалась в том числе в налаживании дружеских связей с клиентами, и я знала, что вечерами Таня часто остается с сыном одна. «Если ты можешь, почему он не может?» – спросила я. Она запнулась, прежде чем ответить: «Он не захочет». Я спросила почему. В общем, разговор не получился. Меня удивило и возмутило, что она позволяет мужу выходить сухим из воды и отказываться от ответственности. Работали они оба. Почему же дома они не были равноправными партнерами? Разумного объяснения этому просто не находилось.

А конец этой истории до ужаса банален. Достаточно сказать, что шесть лет спустя я и мой муж сами стали родителями. И мы были счастливы – все тщательно спланировали и исполнили без сучка без задоринки. Но уже вскоре после рождения нашей первой дочери я вспомнила, в какое тяжелое положение попала Таня, – теперь точно в таком же положении оказалась я сама. И не только я, а большинство работающих матерей на нашей зеленой окраине Квинса, где в семьях, как правило, работают оба родителя. Как и я, женщины, с которыми я познакомилась, когда возила детей в детский сад и на детскую площадку, работали на полную ставку и, как я, сразу после родов взяли на себя основной груз домашних забот, о которых раньше и не задумывались. Я замечала это не только среди знакомых, но и среди своих пациенток (поскольку я психотерапевт). В своем офисе между Челси и Мидтауном [2] Все это районы Нью-Йорка. я наблюдала, как это начинается еще с беременности. На сроке в двадцать восемь недель, в удобной офисной одежде, какая-нибудь клиентка отмечает с некоторым удивлением и зарождающимся раздражением: «Джейсон очень хочет выбрать самую лучшую коляску для нашего малыша, но он почему-то считает, что поисками должна заниматься я». Я сидела, прикусив язык, потому что моя первая реакция на эти слова была недоброй и чересчур циничной. В голове крутилось: «Вот так это и начинается».

Вот как это началось у меня. Первый раз я поругалась с мужем из-за общих родительских обязанностей, когда нашей дочери Лив еще и месяца не исполнилось. Я была в так называемом декрете – восемь неоплачиваемых недель отпуска из клиники, где я проходила практику в докторантуре. Джордж, с которым я познакомилась в аспирантуре, работал психологом в полицейском управлении Нью-Йорка – штатная должность с хорошим соцпакетом и графиком с девяти до пяти. Я наслаждалась декретом примерно так же, как любой человек, который пытается подстроиться под график сна новорожденного, да еще когда молоко в груди застаивается. Поскольку днем времени у меня не было, я проходила тренировочные онлайн-тесты, готовясь к экзаменам на лицензию психолога, пока Лив спала. А еще несколько раз, когда стояла чудесная осенняя погода, мы с ней встретились с друзьями, которые в свой обеденный перерыв устроили небольшой пикник в Брайант-парке. Моему мужу все это казалось настоящим гедонизмом. Он тоже уставал – просиживал в крошечном офисе без окон, где проводил собеседования с кандидатами в полицейские по семь с половиной часов в день.

Почти каждый вечер после работы Джордж привык ходить в спортзал, и через несколько недель после рождения нашей дочери захотел возобновить эту привычку. С его точки зрения, это была совершенно невинная просьба – хотя тогда (впрочем, с тех пор ничего не изменилось) я придерживалась иного мнения. Он подолгу сидел в офисе и хотел заниматься спортом. Я тоже подолгу сидела дома с нашим новорожденным ребенком и хотела хоть какой-то передышки. Теперь я плохо помню, почему было так тяжело сидеть всего с одним ребенком (спросите любую маму двоих детей, и она наверняка скажет то же самое), но нервы у меня точно были ни к черту: первые несколько месяцев каждый вечер, с четырех до семи, Лив ревела без умолку. Это называется «ведьмовской час». Поищите в Google, и вы найдете массу веб-сайтов, советующих мамам, как справиться с этим каждодневным кошмаром. Эти веб-сайты уверяют женщин: «Помните, вы не сделали ничего плохого, вы не ужасная мать, и то, что сейчас происходит, абсолютно нормально». Если Джордж ехал после работы прямо домой, он приезжал в 17:45, а если заезжал в спортзал, то не раньше 19:00.

Когда я обратилась к мужу, он далеко не сразу сумел поставить себя на мое место. Джордж считал, что мне наплевать на его потребность «выпустить пар». Он ошибался: просто моя забота о нем не была настолько всеобъемлющей, чтобы жертвовать собственными нуждами ради преданного служения ему. Несколько дней прошли во взаимной враждебности, и наконец мы сумели договориться, что он будет ездить в спортзал до работы. Его уступка решила эту супружескую проблему, но породила обиды. Несмотря на то, что мы пришли к решению, учитывавшему интересы обеих сторон, Джордж все равно был уверен, что я неправа – а также беспомощна (очевидно же!), капризна и высокомерна. По моему мнению, наше совместное и тщательно взвешенное решение создать семью ограничивало его свободу так же, как и мою. Он же считал (по крайней мере, так можно было судить по его поведению), что все эти ограничения его касаться не должны. Мы прожили вместе шесть лет, и я научилась понимать его по одним лишь взглядам – до рождения Лив в них читалась любовь, или юмор, или желание побыть одному. А когда родилась наша дочь, появился новый взгляд: «Почему моя жена стала такой требовательной? Какого черта она от меня хочет?» Я приняла это близко к сердцу и тяжело переживала. Я сомневалась: может, мне надо просто свыкнуться со своей ролью основного родителя и не создавать лишних проблем? Ведь нельзя сказать, что мой муж вообще не помогает.