Анатолий Некрасов - Семья без «брака»… Как найти свою половинку

Сейчас я не буду останавливаться на подробностях моей жизни, это нужно будет сделать позже. А пока, в моем раннем детстве, помнится, что Честность, Искренность были как бы моим вторым «Я». Открытость, любовь к людям доставляли мне наслаждение. А Честность привлекала, приближала ко мне людей чаще светлых, добрых, отзывчивых. Моя маленькая Родина – удивительное, исключительно самобытное, историческое местечко на окраине города Ростова-на-Дону. Во времена моего детства оно входило в черту города, но было от него отрезано расстоянием из-за отсутствия транспорта. Вначале надо было преодолевать километров десять пешком, потом – около трёх, а сейчас, уже лет десять, вокруг наступают монолиты, высотки, бьёт ключом и врывается в частные дворы бурная жизнь города. А в то давнее время это был посёлок с преимущественно армянским населением, где все знали друг друга, и Открытость, Честность там приветствовались и как-то по-особому ценились. И если подытожить тот период моей жизни, то «наследила» я там со знаком плюс и оставила в памяти земляков добрые воспоминания о себе, даже какой-то авторитет достойного выходца из той среды. Но в моей семье эти качества мне доставляли много хлопот. По иронии судьбы мне не перепадало чрезмерной материнской любви и даже просто внимания.

У родителей сложились непростые отношения. Отец был на девять лет старше матери. Это был союз двух вынужденных терпеть друг друга людей. Осквернённая первая любовь, смерть первой любимой дочери в десятимесячном возрасте, которую звали так же, как и меня, муж и его родные армянской национальности, война, ранняя утрата родной матери, детство среди шестерых братьев, где мама была младшей, ожесточили характер моей мамы, да и рождение в последующем четверых детей усугубило его. Дети воспринимались тяжким бременем.

Я была старшей из детей. Её неудовлетворение жизнью вымещалось на мне. Поэтому моя Честность была сильным раздражителем для родителей. Если отец просто мне выговаривал, что все врут, воруют, честных людей нет и т. п., но, к чести его, никогда меня не бил, то мама была очень деспотична. Любое мое непослушание и даже правдивость вызывали в ней гнев, злобу, раздражение. Она набрасывалась на меня с тем, что было у неё в руках – кочерга, качалка и др., могла избивать ногами в тяжёлых сапогах или, схватив за длинные косы, бить меня об дверь до тяжёлых носовых кровотечений, потом приносила большое корыто, наливала в него воды, и оно багровело от крови, когда она погружала мою голову. Или выгоняла босиком на снег зимой, где я могла стоять, пока случайно не оказывался рядом отец и не вводил меня в дом.

Был эпизод, когда меня не пустили в дом на ночь, когда я осмелилась ослушаться и пойти с подружками в кино, тогда мне было уже 20 лет. Аргумент был убедительный с их стороны: «Туда путёвые не ходят» – и пришлось мне спать в заморозки на открытой веранде. К тому времени я уже имела опыт самостоятельной жизни на частных квартирах около шести лет, причем прошла этот отрезок жизни успешно, достойно, сохранив какую-то душевную чистоту и веру в хороших людей. Долгие годы в моменты наказаний, когда мать меня истязала, я просила прощения, хотя сейчас никак не могу вспомнить своих прегрешений, а если я была явно не виновата, то просто молчала, но её ещё больше это распаляло. Помню, уже лет в 12—13, во время одной из таких экзекуций, я сказала, что я не виновата и она может меня убить, так как мне уже все равно. Тогда она застыла в позе с поднятой рукой для нанесения удара, но ни тогда, ни позже, никогда она больше почему-то не осмеливалась меня ударить, хотя до слёз доводила меня очень часто.

Меня в родительской семье считали слишком умной, слишком честной и типа не от мира сего, тем более что и школу я закончила на отлично одна из класса, почти не занимаясь, выполняя домашние задания на перемене, так как дома на это у меня не было времени, да и позже вечернюю школу я закончила лучше всех из порядка пятидесяти учеников сменной школы. На тот период я уже отрабатывала после медучилища, жила на частной квартире, получала очень скромную медсестринскую зарплату, сама себя обеспечивала в своих нуждах и выкраивала что-то, чтобы сделать подарки сёстрам, брату, родителям, старалась украсить их жизнь радостями, что они до сих пор вспоминают. И теперь от этих воспоминаний у меня складывается впечатление, что жизнь меня загрубляла, вписывала в свои реалии. Конечно, я отчаивалась, плакала часто, чтобы никто не видел, спрашивала себя, почему и за что мне приходится так горько жить, и, став уже взрослее, радовалась, что никому не завидую. Были примеры, когда даже завидовали мне, моему терпению, выдержке и др. Какие-то дары небесные падали на меня, казалось, в самые тяжёлые периоды, в виде добрых людей, счастливых ситуаций и просто подарков. Почему-то при слове «зависть» мне было легко и свободно на душе. Я просто старалась двигаться со знаком плюс в направлениях, предложенных судьбой, расширяла свой кругозор, стремилась многое узнать, освоить, не лениться, шевелиться, двигаться. Мне просто нравилось быть в жизненном процессе. И всегда, в самые тяжёлые периоды моей жизни, кто-то оказывался рядом, кто был добр, мудр, светел и протягивал мне руку помощи.

И всё-таки три эпизода моей нечестности я вспомнила. Помню, в первом случае, я ещё не ходила в школу, видимо. Тогда, летом, на кустах терновника висели чьи-то ленты, мне хотелось думать, что они ничьи, я их принесла домой, но их пришлось отнести обратно на куст, так как они были чьи. В следующем случае я жила на частной квартире, мне было лет 14—15. У моей хозяйки был день рождения, все девочки ей что-то, видимо, дарили, так как она была очень уважаема всеми, но помню, что складчины не было, а у меня не было совсем денег, я из дому обычно брала продукты кое-какие и мелочь на транспорт. Так вот, в поисках решения вопроса, как поздравить хозяйку, я оказалась в цветочном магазине. У хозяйки было много комнатных цветов, она их очень любила, и я в магазине выбрала маленький скромный горшочек с цветком, который был просто нежно-зелёный, декоративный, он был недорогим, но моих копеек всё равно не хватало. И, набравшись храбрости, я вышла с ним из магазина, никто меня не остановил, не догнал, хотя я просто шла и была готова ко всему, к позору, уличению и т. п. И я подарила этот цветок, и тогда, и позже я так страдала от совершённого поступка, это была моя большая тайна в жизни, никем не раскрытая, но доставляющая мне стыд при воспоминании и боль. И в третьем случае моё воспоминание привлекло моё внимание к периоду недавних относительно событий, это уже во взрослой, сознательной жизни.

В той программе, где создавалось сообщество счастливых людей, на тот период думали только о людях, но жестоко обращались с животными, их плодили, потом истребляли, не кормили нормально, даже если они были на службе. Я постоянно их подкармливала, некоторых из них удавалось пристроить в добрые руки в частные дворы. На заседаниях я пыталась добиться выделения для них средств, они выделялись с трудом и очень мизерные. Сложилось так, что у нас появился дополнительный источник дохода. Мы поставили фильтр обратного осмоса на глубинную скважину для уменьшения жесткости и минерализации, а воду стали реализовывать за скромную плату. Получалась стоимость пятилитровой бутыли в пределах двух-трёх рублей, и денежки капали временами, пришлось часть из них тратить на корм животным, принимая самостоятельное решение.