Елена Татаркина - #ракдурак. Мой внезапный старт новой жизни

После операции у меня было еще одно осложнение – кровь перестала сворачиваться. Все врачи были в шоке. Начались ежедневные переливания крови и плазмы, иногда до четырех раз в день. Капельницы начинались в 6 утра и заканчивались около 12 ночи; иногда я даже не просыпалась, когда медсестра их меняла. Мама дежурила у меня в палате круглосуточно, поскольку я просто была не в состоянии себя обслуживать.

Все это продолжалось 20 дней, пока мы не получили итоговые исследования, которые показали, что кровь пришла в норму. Мой друг впервые за много дней улыбался и говорил:

– Смотри! Смотри! Ты выжила! Собирайся, ты едешь в Москву!

После операции у меня было еще одно осложнение – кровь перестала сворачиваться.

Мы тогда смеялись, а через много месяцев он рассказал, как многие врачи говорили, что я вряд ли выживу: почти суточный гнойный перитонит, панкреатит, резекция 50 сантиметров кишечника и реконструкция ЖКТ, и все это на фоне лимфомы, химиотерапии и осложнений в виде пневмоторакса, низких лейкоцитов и крови, которая при малейшем порезе течет как вода. Мнение врачей в больнице касательно того, выживу ли я, тогда разделилось примерно 80 к 20 % не в мою пользу. Но шанс есть всегда. И я этому прямое доказательство.

Сейчас я понимаю, что, если бы мой друг тогда не приходил каждый день и не заставлял меня вставать, верить в то, что я поднимусь и пойду, не ругался, что я капризничаю, вряд ли я смогла бы уехать в Москву через эти 20 дней. Сейчас с гордостью можно утверждать, что он спас мою жизнь. Я вообще им очень горжусь, он в свои 26 лет взял на себя такую большую ответственность – мою жизнь. Многие мужчины в наше время боятся вообще каких-либо обязательств перед кем бы то ни было, а он ничего не испугался. Спасибо тебе в миллионный раз! Ты настоящий друг!

Мнение врачей в больнице касательно того, выживу ли я, тогда разделилось примерно 80 к 20 % не в мою пользу.

Узнавать, что ты болеешь, страшно. Страшно лежать после операции и не знать, что тебя ждет. Но еще страшнее, когда у тебя нет выбора, шанса бороться и выжить. Я всегда сравнивала свою болезнь с катастрофой: люди, которые погибают в авиаи автокатастрофах, зачастую не имеют ни единого шанса выжить, вопрос их жизни и смерти решается простым стечением обстоятельств, роковой случайностью.

По какому-то страшному року один из моих врачей погиб в авиакатастрофе в Ростове-на-Дону. Когда трагедия происходит так близко, язык не поворачивается что-то сказать и рука не поднимается что-то написать. Мне жаль, что у талантливого хирурга, который спасал жизни людей, даже не было возможности побороться за свою жизнь. Это невосполнимая потеря, в том числе для моей семьи.

Если у вас есть хотя бы один шанс из миллиона, используйте его, пожалуйста, хотя бы ради тех, кто этой возможности лишен.

P.S.

Шанс есть даже тогда, когда никто в вас не верит, когда кажется, что весь мир против вас. Этот шанс нужно уметь использовать, идти вперед, пусть медленно, даже спотыкаясь, но идти. Только вы сами решаете, получится у вас что-то или нет, жить вам или нет, быть счастливым или нет. Попробуйте разок не сдаться, если что-то идет не так, как вам бы того хотелось. сделайте еще одну попытку, если кажется, что все потеряно. Боритесь!

Как только мои анализы пришли в норму, я с родителями тут же уехала обратно в Москву. Поехали мы на машине, так чувствовалась какая-то самостоятельность, да и, если честно, плохо я представляла себе путешествие на поезде или самолете. Путь на машине от Ростова до Москвы занимает примерно 12 часов. Ехать было страшно, я боялась, что без переливаний крови мои показатели могут снова упасть. «Хочешь я дам тебе пару пакетов крови с собой?» – шутил мой друг.

Это еще были первые часы без обезболивающих – а только накануне отказ от обезболивающего еще в больнице привел к тому, что я проснулась под утро от боли во всем теле. В общем, поездка запомнилась тем, что было больно и страшно, я думала только о том, как бы поскорее доехать до больницы.

Когда мы добрались, я уже понимала, что опоздала на сдачу крови, на что моя врач сказала: «Ты сама главное приезжай, бог с ней, с этой кровью!»

Почему-то в тот раз мы не додумались попросить ни каталку, ни пропуска машины на территорию больницы, так что до своего отделения я дошла сама. Онкологическая больница – это целый городок с множеством корпусов, поликлиниками, есть даже зубная поликлиника и гостиница, в общем, площадь огромная. Как я выдержала такой путь, не знаю, думаю, только благодаря моему другу и его ежедневным убеждениям, что я могу и должна ходить.

Онкологическая больница – это целый городок с множеством корпусов, поликлиниками, есть даже зубная поликлиника и гостиница.

В регистратуре врач на меня странно покосилась и спросила:

– А на твоем этаже вообще знают, что ты после операции?

– Да, конечно, знают, меня ждет мой врач сегодня…

Она написала в графе первичного осмотра «Кожные покровы серовато-белые», я даже чуть обиделась.

Поднимаясь в отделение, я была настроена сразу на начало химиотерапии. Мне казалось, что, если с кровью все в порядке, нечего и оттягивать. Так я своему врачу и заявила:

– Вы считаете, я готова начинать химиотерапию?

– Лена, какая химиотерапия, я вытащила тебя сюда, чтобы оценить твое состояние. Иди в палату – отдыхай, я приду позже.

В первый день мои вены бунтовали и не позволяли ставить никакие капельницы, надувались и краснели, поэтому на следующий день решено было установить катетер. Так как последняя установка катетера закончилась пневмотораксом, решено было в этот раз решать проблему в кабинете с тремя проекциями, где у врача в качестве помощи были приборы для проведения УЗИ и рентгена. Я не знаю, с чем именно это было связано, но установить катетер не получилось. В течение часа врач ставил иголки мне в ключицу и шею, было больно, и кровь из вен фонтанировала, но больше никакого результата не наблюдалось. Он звонил другим врачам:

– Подойдите, я не знаю, что делать. Мне нужна помощь!

Помощь второго врача оказалась так же бесполезна, катетер ставиться не хотел категорически, а у меня уже зуб на зуб не попадал от напряжения. Эта процедура считается операцией, которую проводят под местным наркозом, и видеть, как из твоей шеи бьет кровь ключом, не самое приятное зрелище.

– Я не буду больше тебя мучать, мы поставим тебе катетер в бедро.

Если бы я знала, что был такой вариант, то попросила о нем в первые пятнадцать минут операции. Выйдя из кабинета, я увидела на телефоне пропущенный вызов от своего лечащего врача:

– Лена, ты где? Ты вообще жива? Я уже боюсь тебя куда-то отпускать! – Установка катетера, по идее, длится около пятнадцати минут, а при помощи рентгена и УЗИ и вовсе минуты две.