Александр Шевцов - Записки о способностях

Все это лишь мои исходные предположения, но таким образом, соглашаясь с другими исследователями или возмущаясь на явные несоответствия их высказываний моим представлениям, я выявляю, как говорили раньше, выпахтываю собственное понятие о способностях.

В этом суть культурно-исторического подхода в психологии.

Поэтому я расскажу о том, что делается в научной психологии, разделив ее на современную и старую, то есть дореволюционную науку о душе. К современной я отношу не только то, что делается сейчас, но все, что заменило старую психологию, выстроив себя не на понимании души, а на естественнонаучном мировоззрении, основы которого были заложены Локком.

Вероятно, мне придется коснуться и того, что делается за рубежом, но я сделаю это только на основании тех публикаций, которые ввели в научный оборот нашей психологии сами психологи. Иначе говоря, меня интересует не действительная зарубежная психология способностей, а ее понимание русско-язычными психологами.

Начну с того, с чего начинается широкая психологическая культура, с обзорных статей и учебников психологии. Затем попробую заглянуть и в настоящую науку.

В действительности, современная психология началась с ее переходом в естественнонаучное состояние, которое совпало с выделением психологии из философии. Сами психологи считают точкой отсчета создание Вильгельмом Вундтом в семидесятых годах девятнадцатого столетия психологической лаборатории. Но в России переход в естественнонаучное состояние начался после публикации в 1863 году Сеченовских «Рефлексов головного мозга» в «Современнике».

Революция семнадцатого года изменила в прежней России все, кроме естественной науки. Тем не менее, с добавлением марксизма, психология, безусловно, стала другой. Она осознала роль общества и культуры в создании того, что считает себя человеком. В советское время в психологии родилась Личность.

Это звучало гордо, но было лишь орудием воздействия на массы. Именно эта способность личности – меняться в соответствии с требованиями окружающей общественной среды – и была целью всей советской психологии, которая очень сильно связывала себя с задачами педагогики.

Психолог советского времени работает на Власть под видом воспитания нового поколения советских людей, в действительности, винтиков. Поэтому личность становится всем и полностью затмевает не только душу, но и простой здравый смысл.

Наше психологическое сообщество несколько раз на протяжении своего существования делало обзоры того, что сделано им в психологии способностей. Эти обзоры охватывают достаточное количество представительных работ, чтобы их можно было считать своеобразными срезами, по которым можно судить о развитии науки.

Такие обзорные статьи – самостоятельные или внутри каких-то книг – позволяют получить самое общее представление об устройстве сообщества и о том, что там делается. Главное – в них названы имена и даны самые общие оценки. Оценки эти, в сущности, есть выводы и итоги работы сообщества за большие отрезки времени, а имена позволяют уйти вглубь науки.

Последним таким срезом я считаю вышедшее в 1999 году второе издание «Психологии общих способностей» академика Дружинина. Даже если после нее и были обзорные работы, эта все же важнее, поскольку она отметила вхождение нашей психологии в новое состояние – полную зависимость от американской психологии.

Обзору предшественников в ней посвящена первая глава. Точнее, главка, из которой большая часть отведена рассказу о Гальтоне. Собственно нашей психологии отведено три странички, из которых более-менее осмысленной является первая. Ее стоит пересказать подробней, потому что именно из нее вырастала почти вся наша последующая университетская психология способностей.

Начинает академик Дружинин со странной ужимки, явно имеющей глубокий психологический смысл. На мой взгляд, таким образом он закладывал договор свойства нового сообщества русских психологов. В основу его положен один из самых действенных инструментов психологического воздействия – презрительное осмеяние.

«Привычка начинать с дефиниций, внедренная в нашу психику немецкой научной традицией, ведущей свою родословную (через Гегеля) от средневековой схоластики, вынуждает в начале изложения давать определения понятиям. Хотя К.Поппер и полагает, что определения понятий суть результаты научного общения, а не его предпосылка, принято давать трактовку основных понятий перед изложением материала» (Дружинин, с.12).

Эта самая «презренная привычка» займет в большой книге Дружинина всего одну страницу, а затем на читателя обрушатся водопады американских теорий, которые в определениях не нуждаются. Лишь бы наши студенты покупали переводы книг, подготовленные командой Дружинина. Так русская психология стала служанкой американской книжной торговли…

Что же касается привычки начинать с дефиниций, то есть с определений, это отнюдь не немецкая традиция и вовсе не наследие схоластики. Это самое что ни наесть бытовое требование любого точного рассуждения: вначале сказать, о чем ты собираешься говорить. Привычка не начинать с такого объявления предмета, если верить Дружинину, присущая американской психологии, – самый яркий признак не научности, а рыночности. И если ее насаждал академик, то… бедная, бедная Офелия наша психология!

Наука должна быть честной. Не по нравственным требованиям, а по требованиям самой научности. Точнее, по требованиям точности рассуждения, без которого науки просто нет. Другое дело торговля. Торговля без обмана не бывает.

Дружинин высмеивает основы научности, как Сеченов высмеивал науку о душе, делая прежнее поколение психологов посмешищем для молодежи. Это старый прием, ведущий к свержению отцов детьми. Именно это и происходит под руководством Дружинина. Старая советская психология меняется не на русскую, а на рыночную. Кроме этой страницы русских психологов в его «Психологии общих способностей» больше нет. Все остальные – сплошной свет с Запада.

Но высмеивание нужно, чтобы освободить свято место. Местом этим святым, в сущности, является наша Россия. Освободив ее от прежнего содержания, превращаем в рынок для новых товаров. И нужно для этого всего лишь чуточку лжи.

Вот Дружинин снизошел до необходимости спуститься со своих высот и давать нам определения способностей. Ожидается, что он их и вправду даст? Ожидается. Но будет лишь перечисление нескольких слабых попыток дать такое определение, сделанное советскими психологами. Не считать же определением вот это: