Елена Ермолаева - Оценка реализации профессионала в системе «человек-профессия-общество»

Оценка профессионала на континуальной шкале идентичность/ маргинализм возможна по трем критериям: номинально-профессиональному, по которому человек и социум опознают профессию, а сам профессионал идентифицирует себя с ней; социально приемлемому, по которому оценивается уровень соответствия профессионала запросам той социальной среды, в которой он реализуется; и внешнему (общецивилизационному) критерию, отражающему уровень соответствия профессионала мировым стандартам, в контексте которых профессия выступает как общечеловеческая ценность.

Реализационные стратегии профессионала рассматриваются в системе двух координат: социально-личностной и социально-субъектной. Положение конкретных стратегий в этой системе координат обусловливает специфику социальной реализации профессионалов разных идентификационных типов: конформиста, прагматика, маргинала, действующего маргинала, ортодокса, трудоголика и идентичного профессионала.

Социально-экономические реформы вносят в процесс реализации профессионала характерную особенность, которая связана с действующим субъектом и состоит в том, что ломка старых профессиональных стереотипов выступает как совладающее поведение и преодоление психологических барьеров.

Специфика предлагаемого подхода обусловлена принципиальной невозможностью прямого исследования действующего профессионала в реальных условиях традиционными методами. Нестандартные профессиональные решения и поступки, как правило, недоступны непосредственной фиксации и проявляются лишь в отдаленных последствиях, которые невозможно исследовать общепринятыми в науке эмпирическими методами. Эксперимент невозможен, наблюдение ограничено тем, что лишь отдельные случаи и эпизоды могут быть прослежены с достаточной достоверностью, от начала до конца. Для тестирования должностные лица малодоступны. Метод прямого интервью ограничен по той же причине. Статистические оценки недостоверны в силу качественного разнообразия профессиональных поступков, да и просто потому, что подобной статистики пока не существует.

Реальные профессиональные поступки теряют свое качество при попытке их расчленить на задачи исследования и не могут быть непосредственно измерены, поскольку «психическое объективно существует только как субъективное» (Брушлинский, 1995, c. 29). Однако это не значит, что они непознаваемы. Они познаются с помощью «схем познающего субъекта», различные варианты которых ранее были теоретически описаны Кантом, Гуссерлем, Хайдеггером, Ясперсом. В более поздних исследованиях они приобрели и прикладное значение (Роджерс, 2001; Бердяев, 1990; Мэй, 2001; Василюк, 1994). Результат такого познания – всегда относительная, частичная истина, так как он обусловлен качеством той «схемы познающего субъекта» (методология, теория, модель), с помощью которой получен. Основаниями для «отвержения» или «принятия» результата в качестве частичной истины могут быть не только проверка практикой и статистика, но и общефилософские законы причинно-следственных связей, логики и т. д. Если познаваемое явление имеет высокую социальную значимость, то эта «синтезированная истина» подвергается дополнительной нравственной оценке. Понятно, что такой подход не укладывается в рамки принятой в психологии естественнонаучной эмпирической исследовательской парадигмы. Но отказ от данной парадигмы как единственно верной уже наметился (В. В. Давыдов, в кн.: Психология и этика, 1999, с. 58; Равен, 2002; Василюк, 1996).

Недостаточная социальная релевантность психологии обусловлена также тем, что психологи часто ограничиваются в своих выводах числовыми показателями, пренебрегая содержательной интерпретацией полученных результатов (Юревич, 2008, с. 13). Поэтому наряду с тем, что различные способы «измерения неизмеримого» в психологии применялись неоднократно, всегда находились и критики этих методов (Небылицын, 1960; Винер, 1966; Иванова, Асеев, 1969). Более того, высказывание известного математика М. Клайна заставляет всерьез задуматься о математике как критерии истинности: «Внутренних критериев, позволяющих отдать предпочтение одному ‹…› из множества соперничающих направлений в математике ‹…› перед другим или как-то обосновать принятое решение, не существует» (цит. по: Александров, 2009, с. 30).

В отношении социальной релевантности измерения поступков действующего профессионала допустимо говорить лишь в контексте воссоздания реальной картины конкретного события по его проекциям в речи, тексте, ошибках, документах, то есть реконструкции психологической основы поведения профессионала. Методологический принцип реконструкции уже давно существует в психологии в разных вариантах. На методическую роль психологической реконструкции указывал и С. Л. Рубинштейн: «Анализ человеческого поведения предполагает раскрытие подтекста поведения, того, что человек „имел в виду“ своим поступком. При этой расшифровке должен быть определен смысл самого поступка через то, как он входит в общий „замысел“, в план жизни. Этот „психоанализ“ предполагает раскрытие смысла жизни, смысла того или иного поступка человека» (Рубинштейн, 1976, с. 362–363).

Однако применительно к анализу психологических феноменов социально-реализационного поведения профессионала принцип реконструкции не применялся, хотя во многих случаях ретроспективная реконструкция мотивов социально неадекватных профессиональных поступков – единственный путь их исследования путем моделирования причинно-следственных связей. Например, по профессиональным ошибкам, как и по фрейдовским «оговоркам» и «парапраксиям», можно установить причину социальной деформации профессиональных ролей. Если в качестве критерия оценки нормы, патологии, идентичности, маргинализма реальных поступков профессионала взять исторически сложившиеся в общественном сознании требования к профессионалу, то их совпадение у рядового потребителя профессии, общества как заказчика и профессионала как исполнителя может указывать на идентичность профессионала; наличие же расхождений свидетельствует о той или иной форме и степени маргинализма.

В условиях «реорганизационного шока» верность профессии все чаще становится причиной внутреннего дискомфорта, сравнимого с психотравмой. Не владея ситуацией, человек ощущает себя либо «пленником профессии», либо начинает воспринимать ее не как часть себя, а как атрибут окружающей враждебной среды. Подобные проблемы побуждают обратиться к моделям исследования, использующим принципы не только реконструктивной исследовательской модели, но и проективной диагностики, особенно когда объектом исследования являются переживания людей, отягощенные трагическими воспоминаниями, а предметом – реальные невоспроизводимые события. Все это способно спровоцировать деструктивные формы профессиональной активности, в том числе непредсказуемую агрессию. В российской психологической практике уже есть примеры использования качественных и проективных методов для реконструкции психологии поведения участников чернобыльской аварии (Бобнева, 1992; Лизарева, 1992).