Вадим Петровский - Человек над ситуацией

Приводя столь разные по стилю изложения и тематике иллюстрации, подчеркнем то общее, что их объединяет: переживание временной невыявленности «альтернативы» тому, что оставлено в прошлом. Перед нами, таким образом, намечающаяся феноменология транссубъектности индивидуума.

Второй случай касается действий индивидуума в условиях «непосредственной коллективности». Тот факт, что один человек, как говорят, «выполняет волю другого», не может служить убедительным аргументом в пользу бессубъектности индивидуума. Во-первых, каждый из нас, принимая к исполнению цели других людей, как правило, формулирует их по-своему, достраивает, доопределяет, руководствуясь своими ценностями, пропуская их сквозь призму своих установок, и т. п. Во-вторых, самый способ осуществления деятельности, заданной некоторой системой требований извне, обычно в значительной мере индивидуален, связан с темпераментом человека, особенностями сознания, уже имеющимися навыками и т. п. Неслучайно в психологии выделяется особое понятие, введенное Е. А. Климовым ( Климов , 2004), характеризующее своеобразие выполнения человеком заданной ему деятельности – «индивидуальный стиль деятельности»: обобщенную характеристику индивидуально психологических особенностей человека, складывающихся и проявляющихся в его деятельности, позволяющая в значительной степени прогнозировать эффективность ее выполнения.

Известный каждому российскому психологу принцип «внешнее через внутреннее», сформулированный С. Л. Рубин штейном ( Рубинштейн , 1973), помогает найти важный ориентир в понимании того, что внешние требования (задачи, цели, предъявляемые человеку другими людьми) всегда преломляются системой «внутренних условий», превращаясь, таким образом, в руководство к действию. Наше внимание, однако, привлекает иной аспект деятельности, а именно характеристики ее становления, развития и видоизменения, и в данном случае – это вопрос об обусловленности движения цели индивидуальной деятельности другими людьми. В советской, а теперь уже российской психологии проблема обусловленности деятельности общением разрабатывалась очень активно и продуктивно (см. работы Б. Ф. Ломова, А. М. Матюшкина, Я. А. Пономарева и др.). Многоплановые исследования в этой области мы встречаем и в работах зарубежных психологов (Г. Гибша, М. Форверга и др.). Общим итогом этих разработок является положение о том, что индивидуальные возможности людей в значительной мере возрастают в условиях непосредственного взаимодействия с людьми, решающими ту же задачу. Однако эта закономерность действует, как правило, в группах высокого уровня развития (А. В. Петровский). В контексте нашего анализа выделим важное понятие, введенное Л. А. Карпенко, – «движение мотива». Понимая под мотивом «предметно-направленную активность определенной силы», автор указывает, что в группах определенного типа (например, в группах, где учебная деятельность имеет коллективный характер) отмечается феномен развития индивидуальных побуждений к действию за счет присвоения мотивов партнеров по деятельности, что позволяет интерпретировать парадоксальный для «парной» педагогики факт повышения эффективности учебной деятельности в связи с увеличением размера группы (при традиционных методах обучения имеет место обратная зависимость) [11] Пределы ее количественного роста определяются возможностями конкретного метода, реализуемого в условиях коллективообразующей деятельности ( Карпенко, 1985).

Наконец, здесь же опишем гипотетическое явление, которое обозначим как феномен «неразличимости автора». Представим себе взаимодействующих людей, вместе решающих какую-нибудь задачу. Форма их партнерских отношений может быть символизирована отметкой на некоторой условной шкале. На одном из полюсов этой шкалы – целенаправленное и одинаковым образом понимаемое обоими распределение ролей, предполагающее, что продукты активности одного из них («ассистента») выступают в качестве условия, а точнее, средства осуществления некоторой деятельности, целевой уровень которой контролируется другим индивидуумом («автором»). Взаимодействие между хирургом и операционной сестрой может служить примером: при одинаково ответственном отношении к делу обоих участников взаимодействия совершенно ясно, кто из них реализует уровень цели, а кто – уровень обеспечения средств. На другом полюсе шкалы нет асимметрии позиций «автора» и «ассистента». Каждый выполняет свою задачу и может лишь косвенным образом стимулировать решение задачи, стоящей перед другим. В том случае, если первый, используя что-либо содеянное вторым в виде подсказки для своего собственного действия, приходит к решению, эта подсказка может иметь в его глазах (да и в глазах самого «подсказавшего») совершенно безличный характер, подобно тому, как совершенно безлична была бы для него любая другая «деталь» ситуации (предмет, движение), совсем не обязательно контролируемая партнером и при том именно этим партнером. Здесь также, безусловно, ясно, кто из партнеров – автор решения, а кто – невольный помощник. Перед нами, тем не менее, случай, противоположный только что описанному: ведь «подсказка» – стихийна, а «подсказавший» никакой персональной ответственности за нее не несет.

Теперь предпримем следующий, чисто теоретический шаг: представим некоторый непрерывный переход между полюсами сознательного ассистирования и стихийного стимулирования деятельности другого человека. Если мы достаточно ясно вообразим себе этот переход, то мысленно мы с необходимостью должны будем убедиться в существовании особой «точки» на нашей гипотетической шкале, в которой опосредствование действий первого действиями второго носит полунамеренный-полустихийный характер [12] Читатель, знакомый с элементами математического анализа, заметит, что приведенные соображения выстроены как своего рода аналог известной математической теоремы, утверждающей существование нулевого значения непрерывной функции в некоторой промежуточной точке интервала в случае, если на концах этого интервала функция принимает положительное и, соответственно, отрицательное значения. . При этом тот, кто объективно стимулировал продвижение деятельности своего партнера, не может быть четко и однозначно оценен со стороны своей ответственности за производные от его активности достижения. Факт соавторства несомненен, но мера персонального вклада в целостный эффект деятельности не определена для обоих. Субъектность каждого, таким образом, здесь имеет «размытый» характер.

Итак, мы рассмотрели две разновидности интересующего нас явления – «исчезновения» традиционного субъекта деятельности. Первая из них описывает индивидуума в ситуации, когда он действует «один на один» с объектами, вторая – ситуацию движения деятельности в условиях непосредственного взаимодействия с другими людьми. В первом случае перед нами феномен «транссубъектности индивидуума», а в последнем – «интериндивидуальности» субъекта. Все сказанное относилось к анализу движения деятельности в момент коренной перестройки принятой субъектом цели.