Валерий Бирюков - Технология Иуды

Все Живи, о Брут! Живи! Живи!

Первый гражданин. С триумфом отнесем его домой.

Второй гражданин. Воздвигнем статую ему, как предкам.<>

Брут . Почтенье праху Цезаря воздайте, А также славе доблестной его, О них в надгробном слове Марк Антоний Здесь с разрешенья «нашего» вам скажет. Я ухожу, а вы не расходитесь, Пока Антоний речи не закончит.

(Уходит.)

Антоний . Обязан Бруту я за разрешенье здесь речь держать.

(Всходит на ростру.)

Четвертый гражданин . Что он сказал о Бруте?

Третий гражданин . Что он обязан Бруту разрешеньем здесь перед нами всеми речь держать.

Четвертый гражданин . Пусть говорит почтительней о Бруте.

Первый гражданин . Ведь Цезарь был тиран.

Третий гражданин . В том нет сомненья, но, к счастью, от него избавлен Рим.

Антоний . О римляне! Друзья, сограждане, внемлите мне. Не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить. Ведь зло переживает людей, добро же погребают с ними. Пусть с Цезарем так будет. Честный Брут сказал, что Цезарь был властолюбив. Коль это правда, это тяжкий грех, за это Цезарь тяжко поплатился. Здесь с разрешенья Брута и других, – а Брут ведь благородный человек, и те, другие, тоже благородны, – над прахом Цезаря я речь держу. Он был мне другом искренним и верным, но Брут назвал его властолюбивым, а Брут весьма достойный человек. Гнал толпы пленников к нам Цезарь в Рим, их выкупом казну обогащал, иль это тоже было властолюбьем? Стон бедняка услыша, Цезарь плакал, а властолюбье жестче и черствей, но Брут назвал его властолюбивым, а Брут весьма достойный человек. Вы видели, во время Луперкалий я трижды подносил ему корону, и трижды он отверг – из властолюбья? Но Брут назвал его властолюбивым, а Брут весьма достойный человек. Что Брут сказал, я не опровергаю, но то, что знаю, высказать хочу. Вы все его любили по заслугам, так что ж теперь о нем вы не скорбите? О справедливость! Ты в груди звериной, лишились люди разума. Простите, за Цезарем ушло в могилу сердце. Позвольте выждать, чтоб оно вернулось.

Первый гражданин . В его словах как будто много правды.

Второй гражданин . Выходит, если только разобраться, – зря Цезарь пострадал.

Третий гражданин . А я боюсь, его заменит кто-нибудь похуже.<>

Антоний . Вчера еще единым словом Цезарь, всем миром двигал: вот он недвижим, без почестей, пренебрегаем всеми. О, граждане, когда бы я хотел поднять ваш дух к восстанью и отмщенью, обидел бы я Кассия и Брута, а ведь они достойнейшие люди. Я не обижу их, скорей обижу покойного, себя обижу, вас, но не таких достойнейших людей. Вот здесь пергамент с Цезаря печатью, найденный у него, – то завещанье. Когда бы весь народ его услышал, – но я читать его не собираюсь, – то раны Цезаря вы лобызали б, платки мочили бы в крови священной, просили б волосок его на память и, умирая, завещали б это как драгоценнейшее достоянье Своим потомкам.<>

Друзья, терпенье. Мне нельзя читать. Нельзя вам знать, как Цезарь вас любил. Вы – люди, а не дерево, не камни, услышав Цезарево завещанье, воспламенитесь вы, с ума сойдете, не знаете вы о своем наследстве, а иначе – о, что бы здесь свершилось!<>

Терпенье. Можете вы подождать. О завещанье я вам проболтался, боюсь обидеть тех людей достойных, что Цезаря кинжалами сразили.

Четвертый гражданин . Достойных! Нет, предатели они.

Все . Читай нам завещанье!

Антоний . Хотите, чтоб прочел я завещанье? Над прахом Цезаря все станьте кругом, я покажу того, кто завещал. Могу ль сойти? Вы разрешите мне?<>

Коль слезы есть у вас, готовьтесь плакать. Вы эту тогу знаете; я помню, как Цезарь в первый раз ее надел: то было летним вечером, в палатке, в тот день, когда он нервиев разбил. Смотрите! След кинжала – это Кассий, сюда удар нанес завистник Каска, а вот сюда любимый Брут разил: когда ж извлек он свой кинжал проклятый, то вслед за ним кровь Цезаря метнулась, как будто из дверей, чтоб убедиться – не Брут ли так жестоко постучался. Ведь Брут всегда был Цезарев любимец, о боги, Цезарь так любил его! То был удар из всех ударов злейший: когда увидел он, что Брут разит, неблагодарность больше, чем оружье, его сразила; мощный дух смутился, и вот, лицо свое, закрывши тогой, перед подножьем статуи Помпея, где кровь лилась, великий Цезарь пал. Сограждане, какое то паденье! И я, и вы, мы все поверглись ниц, кровавая ж измена торжествует. Вы плачете; я вижу, что вы все растроганы: то слезы состраданья. Вы плачете, увидевши раненья на тоге Цезаря? Сюда взгляните, вот Цезарь сам, убийцами сраженный.<>

Антоний . Вот завещанье с Цезаря печатью. Он римлянину каждому дает, на каждого по семьдесят пять драхм. <>

Антоний . Он завещал вам все свои сады, беседки и плодовые деревья вдоль Тибра, вам и всем потомкам вашим на веки вечные для развлечений, чтоб там вы отдыхали и гуляли. Таков был Цезарь! Где найти другого?

Первый гражданин . Нет, никогда. Скорей, скорей идемте! Мы прах его сожжем в священном месте и подожжем предателей дома. Берите тело.

Цезарь умер в середине первого века до нашей эры в Римской империи, Шекспир описал эту сцену в XVI веке в Англии во время правления Елизаветы, кроме того, что я предлагаю наложить её на XX век, её можно наложить на любой век русской истории. Здесь мы, видим два типа людей, два противоположных мировоззрения, обратите внимание на стиль речи, они говорят и думают по-разному, они не смогут переубедить друг, друга ни в одном вопросе. Толпа может полюбить или разлюбить, почувствовав большинство, но понять, неспособны, или пока ещё не изобретен язык убеждения, но любят они одну сторону, перейти в другое мировоззрение они не могут, а всего лишь подчиняются силе или большинству. То, о чем они орут в толпе, забудется после начала следующей речи, но в итоге каждый пойдет за своим кандидатом. При разборе нашей гражданской войны, ХХ века, мы увидим эти два типа людей по разные стороны и не важно генералы это, простые офицеры или мужики, грамотные или безграмотные. При формировании любого общества, от семьи, до государства, мы должны учитывать эти два типа людей, без которого не бывает ни одного коллектива.

Есть мнение, что Брут – это женская, эмоциональная часть общества, а Антоний, – мужская, логическая, что соответствует некоторым учениям, и имеет свой логический смысл. Кроме того что это мнение имеет не только сторонников, но и противников оно ещё не до конца объясняет ситуацию. Считается что Брут и его подобия – это тёмная структура, что опять не дает окончательного ответа, хотя и имеет свой смысл. В любом случае, эти две структуры сталкиваются в начале любого века, не на жизнь, а на смерть, а тогда во время похорон Юлия Цезаря начинается раздел на два лагеря, как у нас на XX съезде. Николай I, тоже смог объединить эти два враждующих лагеря, а кого не смог, убедить, изолировал, или уничтожил, и у Анны это лучше получилось, чем у Петра I, и Михаил Кроткий смог, и Иван Грозный, что-то понял. Прежде чем разбирать это столкновение, мы постараемся внимательней рассмотреть двадцатый век. Теперь уже мы можем сузить угол нашего зрения и возможно начинаем обращать внимание, на то, что раньше упускали из вида.