Паоло Мантегацца - Физиология наслаждений

Женщина вообще менее озабочена собственностью, чем мужчина, и она почти не имеет вида спряжения глагола «иметь» в единственном числе; ее стремления в этом случае концентрируются к заботам о собственности первого лица во множественном числе, и при спряжении глаголов она охотно изменяет глагол «иметь» на более свойственное ей «дать».

Влечение этих удовольствий бывает благотворно только тогда, когда они держатся в чрезвычайно суженном круге, указанном физиологией свойства, и тогда они бывают весьма драгоценным двигателем цивилизации человечества. Нескончаемое количество людей, работая ради собственного обогащения, передают потомству драгоценные сокровища открытий и изобретений!

Общее выражение стяжания может быть представлено в виде алчного неподвижного взгляда и сжатой, не выпускающей взятого руки.

Глава XII. О наслаждениях чувств отрицательного свойства

Когда уменьшается или прекращается в нас какое-либо болезненное чувство, тогда внезапное проявление облегчения составляет уже само по себе наслаждение, которое назовем здесь отрицательным, потому что без предшествовавших страданий не существовало бы и наслаждений облегчения. Число подобных наслаждений бесконечно и потому некоторые философы заверяли (весьма, впрочем, ошибочно), что всякая радость проистекает из прекращения страданий и зла. Заблуждение это становится очевидным при малейшей наблюдательности.

Потребность в чем-либо и аффект усиленного желания не всегда бывают источником страданий для человека, напротив того, они часто приводят к наслаждению. Время, протекающее между начавшимся пожеланием и удовлетворением его, бывает в большинстве случаев временем весьма приятным; томительным и болезненным оно становится только тогда, когда мы начинаем уже отчаиваться в достижении цели или когда, при весьма сильной и неотложной потребности, случайные обстоятельства длят минуты тягостного ожидания. Множество наслаждений, однако, выпадает на долю без предварительных страданий и не вызваны никакими пожеланиями.

Так, например, находясь в состоянии совершенного покоя, не нарушаемого ни малейшим пожеланием, мы внезапно усматриваем цветок, радующий нас красотою своею, или, столь же внезапно, ухо наше бывает поражено звуками дивной гармонии; оба чувства в подобную минуту ощущают наслаждение, не обусловленное никакою потребностью и не происшедшее вовсе от утоления страданий. Наслаждения наши проистекают из множества разнообразных источников, и кто желал бы навязать радостям человеческим иго самосозданных теорий, тот жестоко обманывал бы себя, уродуя притом самую природу вещей.

Наслаждения, называемые отрицательными, в отличие от радостей иного происхождения, носят имя, им отчасти не свойственное. Проистекая действительно от прекращения страданий, они, тем не менее, составляют положительное благо и ощущение вовсе не безразличное, но весьма приятное, потому именно, что оно следует за ощущением отвратительным и невыносимым.

Наслаждение, как уже было говорено выше, состоит из усугубившегося или, скорее, усовершенствовавшегося ощущения, не способного длиться долго; вот почему невозможно вообразить себе его образно, в виде прямой линии. Большее или меньшее его значение изменяется по случайному или временному состоянию физиологической чувствительности ощущающего.

Глава XIII. О сложных и патологических наслаждениях, вызываемых чувством собственности

Между различными сложными формами наслаждений, вызываемых чувством собственности, наиболее распространенным является удовольствие собирать. Стремление это, постоянно усиливаясь, может обратиться наконец в настоящую страсть, местонахождением которой, по мнению френологов, служит орган, близкий к жизненному Центру.

У некоторых животных мы тоже встречаем чувство собственности и стремление к собиранию как бы в форме ненормально развитого инстинкта, удовлетворение которого, видимо, доставляет им удовольствие. Многие из них, как, например, сороки, собирают и прячут различные предметы, которые не могут служить им пищей и вообще быть полезными. Почти то же мы видим у некоторых людей, у которых страсть к собиранию принимает едва ли не столь же неосмысленную форму, как и у сороки. Они собирают на своих столах, полках и в ящиках всевозможные предметы и, постоянно озабоченные их приобретением, не преследуют при этом никакой определенной цели. Инстинкт, о котором мы говорим, не составляет, однако, достояния лишь ограниченных умов: многие люди, выдающиеся по своему развитию, одержимы этой страстью, хотя и смеются над ней от всего сердца. Стремление к собиранию зарождается в человеке с первых дней его детства и коренится, несомненно, в самой природе вещей. Я, например, уже в самую раннюю пору моей жизни начал составлять с большим увлечением коллекцию красивых камушков нашего двора, хотя не имел еще никакого понятия о минералогии. Позднее я принялся наполнять целые ящики различными насекомыми, не будучи энтомологом; затем дошла очередь до растений, которые я сушил между страницами своих учебников. Возмужав, я стал собирать коллекцию старых монет, раковин и химических веществ. В настоящее время я сделался библиоманом и надеюсь остаться им еще долгие годы. Не скрою также, что несколько лет тому назад, я был настолько легкомысленен, что собирал бобы различных цветов и находил большое удовольствие в пересматривании своей коллекции.

Когда стремление к коллекционированию обратилось уже в настоящую страсть, то природа собираемых предметов влияет лишь косвенно на удовольствие, доставляемое соединением отдельных единиц в целую серию. Величайшее наслаждение заключается в этом случае в самом процессе собирания, удовлетворяющем известную психическую потребность. В некоторых случаях коллекционер-фанатик, заключенный даже в тюрьму, найдет средство удовлетворить свою страсть, собирая крошки хлеба, паутину, песчинки, попадающиеся в пище, кости и т. д. Нужно прибавить к тому же, что самое удовольствие коллекционирования почти всегда осложняется той наклонностью, которая невольно рождается в нас к предметам наших исследований и научных занятий. Такого рода наслаждения испытывают ботаники, минералоги, нумизматы, библиофилы и множество самых неутомимых исследователей-специалистов.

Удовольствие коллекционирования зарождается при отыскивании первого предмета, долженствующего послужить основной единицей коллекции и приобретение его есть, вместе с тем и первая радость его начинающейся страсти. Первая монета, положенная в шкатулку, дает жизнь нумизматической коллекции, точно так же, как первая книга, одиноко стоящая в обширном библиотечном шкафу, с нетерпением ожидает своих собратьев. Поэтому удовольствие собирания коллекции заключается главным образом в самой перспективе, которую рисует себе любитель, и ограничивается, собственно говоря, почти одними надеждами. Специфическое наслаждение коллекционера начинается, однако не ранее, как с того момента, когда к основной единице его коллекции присоединится следующая. С этого момента каждый новый предмет, обогащающий коллекцию, заставляет его сердце вздрагивать от радости, и он с возрастающей нежностью обходит взглядом первый предмет и длинный ряд его сотоварищей. Мало-помалу ряд этот все растет и растет и ставит, наконец, коллекционера в приятную необходимость классифицировать, занумеровывать, составлять каталоги и приобретать шкатулки и ящики для своих сокровищ. Целый мир наслаждений переживается им в эти минуты: долго рассматривает он какой-нибудь новый предмет своей коллекции, чистит и охраняет его и, наконец, налюбовавшись вдоволь, с улыбкою невыразимого блаженства он кладет его на место, выбранное после долгих размышлений. Пусть обожаемые им предметы состоят из раковин, сухих трав, насекомых или даже различных сортов паутины – все же не станем смеяться над ним: человек этот поистине счастлив и заслуживает уважения. Вдали от мирского шума он собрал в своей коллекции драгоценные плоды долгих поисков; он видит перед собою музей дорогих его сердцу воспоминаний и пережитых радостей. Раковина, которую он почтительно держит в руках, – великодушный подарок друга; паук, которого он рассматривает с таким восторгом, послужил ему предметом научной монографии, получившей академическую премию; этот засохший цветок гербария был сорван им в продолжение длинного путешествия по горам и невольно напоминает ему о приятных часах, проведенных в это время вместе со старым товарищем, которого уже нет в живых. Все его ученые занятия как бы воплотились в этих коллекциях, каждый предмет которых для него – друг, говорящий таинственным и ему одному понятным языком. Сколько раз терпеливый коллекционер, огорченный житейскими невзгодами, позабывает все свои горести и разглаживает морщины на своем лице, показывая новому посетителю свои заветные сокровища; с наивной болтливостью рассказывает он ему бесконечные истории своей коллекции, посвящая гостя в тайны невинных хитростей и неутомимых поисков, доставивших ему редкую монету или ученый манускрипт. Как часто в минуту горького разочарования, очутившись в кругу любимых им предметов, он рассеянно открывал одну из своих шкатулок, и что же – один взгляд на какую-нибудь вещицу воскрешал в его памяти давно забытые радости и утехи. На лице его снова появлялась улыбка, и он начинал наслаждаться будущим, думая о доведении до конца своей коллекции, составляющей цель его стремлений, мечту всей его жизни. Итак, повторяю еще раз: будем уважать этого человека, так как он ищет наслаждения в невинных радостях. Что же касается самой сущности испытываемого коллекционером удовольствия, то я, так самоуверенно присвоивший себе право описания всех человеческих радостей, должен отнести этот род наслаждений к разряду чисто физиологических.