Михаил Клупт - Демография регионов Земли. События новейшей демографической истории

Протяженная российско-китайская граница разделяет две огромные страны, перед каждой из которых стоят серьезные, но очень непохожие друг на друга демографические проблемы.

Атлантика разделяет «Старый свет» и США, где, в отличие от Европы, рождаемость поднялась в последнее десятилетие почти до уровня простого воспроизводства, а значительная часть населения не склонна разделять ценности, лежащие в основе второго демографического перехода. По Рио-Гранде-дель-Норте проходит еще одна географическая граница, являющая в то же время границей политической и культурной. К югу от нее лежит латиноамериканский регион, ставший в последние десятилетия примером быстрого демографического перехода.

Все обозначенные границы объединяют две общие черты. Проблемы, сделавшие их не просто природными, культурными и политическими, но также и демографическими рубежами, – порождение второй половины ХХ в. Но сами демографические разломы прошли по цивилизационным рубежам, обозначившимся столетия, если не тысячелетия назад. Это не может быть случайностью. Вызовы истории – природные, политические, экономические и т. д., преломляясь сквозь особенности национальной истории и культуры, порождают специфические демографические реакции. В результате в рамках всемирного исторического потока формируется набор отличающихся друг от друга вариантов демографического развития.

Подобный ход развития характерен для многих процессов естественной и социальной истории. Нечто подобное наблюдается, например, при формировании биологического разнообразия: природа не создает монстров, возможные вариации происходят в определенном коридоре, однако его границы весьма широки. [468]Уместна аналогия и с ранней человеческой историей: Д. М. Бондаренко и А. В. Коротаев, изучая антропологический материал, показали, как с усложнением человеческого общества увеличивалось число возможных, в том числе и реализованных на практике, вариантов его политического устройства. [469]Та же логика применима и к рассматриваемой нами проблематике: разнообразие природных, политических, экономических, культурных и других условий определяет множественность вариантов демографического развития.

Естественно задаться вопросом, сколь долго будет функционировать механизм, генерирующий межрегиональные демографические различия? Как явствует из материала, изложенного в этой книге, вечных законов в демографии не бывает. На мой взгляд, однозначный, в духе философского детерминизма прошлых веков, ответ на вопрос о том, когда наступит эра всеобщей демографической конвергенции и наступит ли она вообще, принципиально невозможен. Слишком уж нестабильна социально-экономическая детерминации демографического развития, непредсказуемы эффекты ее взаимодействия с природной средой. Однако некоторые итоги подвести все-таки можно.

На протяжении второй половины ХХ в. социальные теоретики не раз заявляли о близком наступлении эры всеобщей конвергенции. Поводы были действительно вескими и всякий раз носили звучные имена: деколонизация, разрядка международной напряженности (она же detente ), третья волна демократизации, становление униполярного мира и, наконец, глобализация. Однако, подобно «эре милосердия», эра конвергенции, в том числе демографической, так и не наступила. Более того, вопрос «Конец конвергенции?» вынесен в один из подзаголовков недавнего доклада ООН о развитии человека.

До 1990 г., указывается в докладе, разрыв в продолжительности жизни между странами с высоким и низким доходом сокращался. Теперь этот процесс почти прекратился. За последние полтора десятилетия разрыв в продолжительности жизни между богатыми и бедными странами уменьшился всего на 3 месяца и составляет сейчас 19 лет. [470]«Если бы в странах с высоким доходом рост сегодня остановился, – говорится в докладе, – а в Латинской Америке и Африке к югу от Сахары он продолжался в нынешних темпах, Латинская Америка догнала бы страны с высоким доходом не ранее 2177 г., а Африка – не ранее 2236 г. Большинство развивающихся регионов отстают, а не нагоняют богатые страны». [471]

Тенденция к сближению уровней рождаемости в различных регионах мира несомненна, однако и в этом случае нельзя говорить о ее безусловном доминировании. В последние четверть века явно обозначилась дивергенция уровней рождаемости в трех частях постиндустриального мира: Северной и Западной Европе, США, Южной Европе. В ряде развивающихся стран: Буркина-Фасо, Гане, Доминиканской Республике, Кении, Мали, Мозамбике, Нигере, Танзании, Турции, Уганде – снижение рождаемости сменилось стабилизацией ее уровня.

Дивергентным оказалось и социальное развитие стран третьего мира. Их авангард – Республика Корея, Сингапур, Мексика, Бразилия, Турция – сегодня входит в группу стран со средним или даже высоким уровнем человеческого развития, далеко опережая по любым показателям тропическую Африку.

Нарастает роль дивергентных процессов нового типа. В пределах стран мирового Севера разрастаются конклавы мирового Юга, населенные иммигрантами из развивающихся стран и их потомками. Здесь своя культура, своя, отличная от господствующей в остальной части страны, система ценностей. Потенциальная конфликтность этих конклавов, как показывает пример Франции, легко перетекает во вполне реальные беспорядки.

На заре теории демографического перехода ее идеологи переоценили скорость конвергентных процессов и недооценили длительность перехода человечества к единому режиму демографического воспроизводства. Ф. Ноутстейн, один из «отцов» теории демографического перехода, полагал, что население мира составит к 2000 г. 3,3 млрд человек. [472]Он ошибся почти вдвое.

Нельзя, впрочем, исключать, что некоторый единый для всех стран режим демографического воспроизводства когда-нибудь все-таки установится. Будет ли это означать, что ошибка отцов-основателей теории демографического перехода была «всего лишь» количественной, не имеющей существенного исторического значения? На мой взгляд, нет, ибо здесь мы имеем дело как раз с тем случаем, когда количественные изменения переходит в качественные. Реальные разрывы между мировыми Севером и Югом оказались драматичнее, а пропорции между численностью их населения – смещенными в пользу последнего гораздо сильнее, чем того ожидали энтузиасты конвергенции. Это, в свою очередь, повлекло за собой, изменение всей глобальной повестки XXI в.

Бессмысленно отрицать тот факт, что для современного мира характерны процессы конвергенции, охватившие многие области жизни. Однако хотя люди во всех частях света носят джинсы, разговаривают по мобильным телефонам и передвигаются на автомобилях, конфликты между странами и народами не уходят в прошлое. Различия между интересами различных стран, в том числе и в демографической сфере, в обозримом будущем вряд ли исчезнут. Трудно ожидать, что народы и правительства начнут состязаться друг с другом в принесении национальных интересов в жертву общечеловеческим целям, которые к тому же в различных частях земного шара трактуются сегодня весьма по-разному. Скорее, можно ожидать напряженного поиска компромиссных решений, в ходе которого будут жестко оцениваться сильные и слабые стороны конкурентов, их способность эффективно решать собственные, в том числе демографические, проблемы. И это еще далеко не худший сценарий развития событий.