Виктор Мазин - Завещание доктора Шребера

Фридрих Киттлер отмечает, что книга Шребера написана во времена, когда гегемонии алфавитного письма пришел конец. Именно гегемонии, но не алфавитному письму. Появились другие системы регистрации голоса и другие средства его передачи: фонограф, граммофон, кинематограф, телефон, радио. Фридрих Киттлер называет новую систему Системой записи 1900 года. Понятие система письма, записи, регистрации, Aufschreibesystem , он заимствует у Даниэля Пауля Шребера. Вот что принципиально важно: сам судья Шребер – симптом, возникший на стыке двух систем записи, или, словами Киттлера: «„Мемуары“ находятся в состоянии войны, ведут войну со второй системой записи» [17] Kittler F. Aufschreibesysteme 1800 / 1900 . München: Wilhelm Fink Verlag, 2003. P. 358. . Впрочем, именно эта дискурсивная война и выписывает систему, точнее – выписана ей.

О Системе записи Даниэль Пауль Шребер в первую очередь сообщает, что она непостижима, ее невозможно объяснить людям, да и ему самому она представляется непредставимой, непостижимой, unbegreiflich . Негативность оставляет машину письма за кадром. Система записи скорее относится, в терминах Лакана, к регистру реального , точнее она находится на пределе реального и символического . Радикальная формула такова: «Письмо, буква – это в реальном , а означающее – в символическом » [18] Лакан Ж. Лекция по литуратерре // Лакан в Японии . спб.: Алетейя, 2012. С. 58. . Представление системы письма дает сбой, её не сформулировать, не передать, но можно испытать на своих собственных нервах, поскольку она мучительно не перестает не писаться. Система записи из своих пределов вновь и вновь возвращает уже приходившие раньше в голову мысли. И этот возврат, der Wiederkehr früherer Gedanken , приносит Шреберу немыслимые страдания, в том числе причиняет и телесные муки. Система записи Шребера основана на полной недоступности для человеческого мышления, она – отход от мышления. Система записи – в реальном , и мы, люди, – её эффект в символическом.

Система записи 1900 отмечена тем, что галактика Гуттенберга утрачивает свою гегемонию; и начинается поступательное смещение в сторону галактики Тьюринга. Даниэль Пауль Шребер – симптом эпохи перемен; он не просто общается с Богом; его Бог, «в отличие от того Бога, в которого верят христиане, – божество информационных каналов, наподобие тех, что построили Маркони и Сименс» [19] Kittler F. Flechsig, Schreber, Freud: An Information Network at the Turn of the Century // The Truth of the Technological World. Stanford University Press, 2013. Р. 66. . Да Шребер и сам подчеркивает, что с божественными лучами у него связь, наподобие телефонной. Говоря о криках о помощи, которые он слышит, Шребер сравнивает поступление чудесного сигнала с телефонной связью:

фибры лучей протягиваются к моей голове наподобие телефонных проводов; слабый звук криков о помощи, исходящий явно с огромного расстояния, слышен только мне, так же как телефон слышен только адресату, тому, кто у телефона, но не кому-то третьему, кто находится где-то между отправителем и получателем [20] Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 232. .

Голоса призывают Шребера на помощь. Они раздаются издалека, доносятся по виртуальному телефону. И слышны они благодаря чудесной телетехнологии. Шребер свидетельствует о чудесах техники, о грядущей революции в средствах массовой коммуникации, о беспроводной телесвязи. В случае Шребера голоса передаются из различных уголков галактики без содействия электричества, но аналогия с линиями электропередач здесь имеется. Электричество служит средством связи, передает сообщения на расстояние, причем без временных затрат, и «фактически является „духовным“ процессом» [21] Hagen W. Warum sagen Sie’s nicht (laut)? // Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken . Berlin: Kulturverlag Kadmos, 2003. S. 356. . Для Шребера, скорее всего, была общим местом связь не только духовного, но и телесного с электричеством, ведь связь эта прослеживается в научном дискурсе с xviii века, по меньшей мере начиная с Луиджи Гальвани, для которого электричество – качество органического; и уж точно Даниэлю Паулю Шреберу был знаком Иоганн Вильгельм Риттер, ученый, близкий романтикам философ, который в начале xix века писал о том, что электричество – феномен, объединяющий человека и окружающую его природу.

Шребер переживает времена повсеместного распространения электричества и построения на его основе новых систем регистрации – Системы записи 1900; он – свидетель Второй промышленной революции, модернизации. Вот только сам он не столько на стороне модернизации, модерна, сколько на стороне противомодерна, Gegenmoderne , если воспользоваться словами Вольфганга Хагена: Шребер не столько на стороне «Герца, Гельмгольца или Эйнштейна, сколько на стороне противомодерна, на стороне Шеллинга, Фехнера, Цёлльнера, Геккеля, Дю-Преля и фон Гартмана. Именно их книги читал Шребер» [22] Ibid. S. 356. .

Новый век – новая письменность: Система записи 1900 года. Судья Шребер приступает к написанию своего фундаментального труда, «Мемуаров нервнобольного», и этот же год отмечен рождением психоаналитической библии. Именно этот год ставит издатель «Толкования сновидений» Франц Дойтике на книге Фрейда [23] По факту книга вышла в свет 4 ноября 1899. . Фрейд прокладывает свой путь к субъекту, и путь этот связан со словом, причем исторически это происходит

в то время, когда биотехнологии Флексига и медиатехнологии Эдисона изъяли власть слова, Фрейд, в отличие от своих современников, выписывает то, что можно услышать в лечении разговором. Ни одна из наук не шествовала более буквальным путем, чем психоанализ [24] Kittler F. Flechsig, Schreber, Freud.. . Р. 67. .

Слово, его власть – в том числе и слово Шребера – вот что находится в центре внимания Фрейда, слово бессознательного, и слово это связано с желанием и Законом. Закон обнаруживается на письме. Закон Буквы оборачивается Буквой Закона. Кому как не судье Шреберу это знать?

Распространение паранойи, конечно же, сопряжено не только с технологическими революциями xx века, но и связано с трансформацией фигуры Законодателя и Буквы Закона. В 1918 году Вальтер Беньямин покупает в одном из букинистических магазинов Берна «Мемуары нервнобольного» Даниэля Пауля Шребера. Под впечатлением от этой книги он пишет эссе «К критике власти» [“ Zur Kritik der Gewalt ”]. В критике власти, силы, насилия [ Gewalt ] история Шребера обретает свое политическое измерение. В центре этой истории оказывается Закон. В интерпретации Сантнера, Беньямин показывает самосоотнесенную тавтологичность закона формулой «Закон есть закон». Правоустановление как установление власти всегда уже «есть акт непосредственной манифестации насилия» [25] Беньямин В. К критике насилия // Учение о подобии. Медиаэстетические произведения . М.: рггу, 2012. С. 89. . Насилие изначально, тем самым гниение, распад, разложение закона являет собой его «нормальное» состояние. Это представление о распаде частично подвергается отклонению [ Verleugnung ], частично – вытеснению [ Verdrängung ]. Вальтер Беньямин не упоминает в своем эссе Шребера, но, по крайней мере, один пассаж может прямо или косвенно к нему отсылать: