Хорхе Ульник - Кожа в психоанализе

Прикосновение может иметь сексуальную коннотацию, оно может быть всего лишь доказательством существования или средством формирования Я- кож и (A nzieu, 1987а). Запрет на прикосновение способствует установлению различия между уровнями организации реальности, которые остаются спутанными в первично тактильном переживании тела (Anzieu, 1987а). Эти уровни организации реальности могут быть описаны следующим образом:

• Ваше тело отличается от тел других людей.

• Пространство не зависит от объектов, его населяющих.

• Одушевленные объекты ведут себя иначе, нежели неодушевленные.

Можно выделить две структуры тактильного опыта: контакт посредством объятий, покрывающий большую поверхность кожи и характеризующийся давлением, теплом или холодом, нормальностью или болезненностью, кинестетическими и вестибулярными ощущениями, контакт, включающий в себя фантазию о коже в целом; наконец, прикосновение рукой, контакт кожа к коже, считающийся нейтральным, эрогенным или ожесточенным. Оба запрета на прикосновение направлены по отдельности к каждой из этих структур.

Равным образом запрет на прикосновение соответствует двум основным влечениям: агрессивным влечениям (не трогать предметы, которые могут сломаться или повредиться; не воздействовать с чрезмерной силой на части тела других людей) и сексуальным влечениям (не прикасаться назойливо к доставляющим удовольствие чувствительным частям собственного тела и тел других людей, поскольку возникающее возбуждение, понять и удовлетворить которое человек не способен, будет для него чрезмерным). В обоих случаях, запрет на прикосновение защищает от неумеренного полового возбуждения и таких его последствий, как распущенность. Благодаря запрету на прикосновение, сексуальность и агрессия остаются структурно недифференцированными; скорее, они ассимилируются как выражение влечения к насилию в целом. Итак, запрет на прикосновение относится к сексуальным и агрессивным влечениям одновременно (Anzieu, 1987a, p. 158).

Беря за основу положения Монтегю и Боулби, Анзьё устанавливает связь между контактом с материнским телом, выражающим (посредством хватания) влечение привязанности, и развитием чувства базового доверия, которое дает ребенку возможность исследовать и классифицировать предметы окружающего мира. Лишь с принятием этого базового доверия в качестве отправной точки может быть достигнута необходимая сепарация от матери.

Ребенок обретает способность эндогенного контроля, который осциллирует между чувством уверенности в собственных действиях и чувством эйфории от неограниченного всемогущества; если контролируется каждый шаг, то энергия вместо того, чтобы рассеиваться посредством разрядки в действии, все более возрастает, благодаря успеху [Анзьё называет это явление либидинальной подзарядкой]; это ощущение внутренней мощи имеет важное значение для ребенка, если он реорганизует свои сенсомоторные и аффективные схемы, необходимые для его созревания и обретения опыта (Anzieu, 1987а, p. 68).

С этой точки зрения, утверждается возможное наличие реципрокного взаимодействия между чувством доверия и развитием способности к символизации. Без чувства доверия выдерживание отсутствия объектов невозможно; а без понятия отсутствия не может произойти переход от необходимости конкретного присутствия означаемых объектов, это то, что является существенно значимым в развитии способности к символизации. Способность к символизации, в свою очередь, увеличивает ресурсы ребенка за счет повышения его чувства доверия.

Понятие отсутствия тесно переплетается со способностью продуцировать, регистрировать и выдерживать сепарацию от любимого объекта. В главе 1 фрейдовский пример с чудо-блокнотом приводится для того, чтобы показать связь обретения понятия отсутствия и способности отделять восприятия от воспоминаний. По мере того как прерывность перцептивной системы прочно связывается с долговременным следом того, что уже было зарегистрировано, начинает усваиваться понятие отсутствия и формироваться понятие времени. Эти процессы затруднены в симбиотических отношениях, в которых отсутствует сепарация от любимого объекта, а всякое разделение с ним оказывается травматичным. В отличие от такого рода отношений, если сепарация возможна, может регистрироваться и выдерживаться, тогда ребенок может обходиться без фактического контакта с любимыми предметами и людьми, при этом он может обходиться без использования кожи как способа получения сигналов и привлечения взора.

Джон Апдайк, американский писатель, страдающий псориазом, издал сборник рассказов под названием «Доверься мне. Рассказы» (Updike, 1962), в одном из них он описывает ситуации, в которых человек, пребывающий в роли ребенка, принуждается другими людьми играть роль отца, делая то, к чему он еще не готов: он бросается в бассейн, чтобы научиться плавать; идет на горнолыжный склон для опытных лыжников и т. д. Когда ребенок находит в себе силы решиться на эти действия, отец терпит неудачу, выполняя поддерживающую роль: ему не удается вовремя поймать его в воде; он не может вселить уверенность, чтобы спуститься по склону. Как следствие, ребенок чувствует себя незащищенным и злится на взрослого, при этом чувство незащищенности возрастает. Мы могли бы спросить себя, не является ли выбранный Джоном Апдайком сюжет, заявленный уже в названии книги и иронично развиваемый в первом рассказе, отражением ситуации эмоционального недоверия, которая латентно влияет на многих людей, страдающих псориазом, и которая побуждает их сигнализировать посредством кожи.

Обычные слова, характеризующие настроения Барби, пациентки с эритродермическим псориазом (псориаз, покрывающий всю кожу) и с огромным недоверием к своей матери, неспособной понимать ее аффективные состояния: «Сегодня у меня с кожей все плохо» или «Сегодня у меня с кожей все в порядке». Настроение проявляется в цвете ее кожи и чешуйках, так что другие люди, как правило, говорят ей «Вы прекрасны» или «Что с вами?», ориентируясь на ее кожу еще прежде, чем она что-либо скажет.

Анзьё снова и снова настаивает на том, что о коже следует говорить как об интерфейсе, т. е. как о поверхности, образованной внутренней и внешней сторонами, которая разграничивает внешнее и внутреннее и в то же время функционирует как контейнер. Термином Эго-кожа он обозначает те формы, которые ребенок – на ранних этапах своего развития – использует для репрезентации себя как Я, обладающего психическим содержанием и выбирающего в качестве отправной точки собственный опыт переживания поверхности тела. Это происходит в тот период, когда психическое Я отделяется от физического Я в операциональном аспекте, но еще остается спутанным с ним в фигуральном аспекте (1987а, p. 5051).