Эрих Фромм - Ревизия психоанализа

Поскольку исходная английская рукопись этой книги не была составлена в том виде, в каком вы ее сейчас читаете, я добавил дополнительное членение текста и подзаголовки. Необходимые редакторские дополнения и пропуски отмечены в тексте скобками.

Существует широко распространенное – не только в научной литературе, посвященной психоанализу, но и в обществе – мнение о фундаментальном противоречии между биологическими и социальными (или культурными) подходами в психоанализе. Очень часто фрейдистский подход называют биологическим, а теории так называемых неофрейдистских школ (представленных, в частности, Г. С. Салливаном, К. Хорни и автором этих строк) считаются культурологическими, словно они противопоставляют себя биологическому подходу. Это соположение биологического и культурологического акцентов не только поверхностно, но и просто ошибочно, по крайней мере, в отношении моих работ. Я не стану здесь обсуждать взгляды Салливана или Хорни, имея в виду, что мои теоретические концепции отличаются от таковых Салливана и Хорни в не меньшей степени, чем отличаются друг от друга взгляды этих ученых.

Идея о том, что моя точка зрения является анти- (или не-) биологической, основана на двух факторах: во-первых, на моем подчеркивании значимости социальных факторов в формировании характера и, во-вторых, на моем критическом отношении к фрейдистской теории инстинктов и теории либидо. Это верно, что теория либидо является биологической, как и каждая теория, касающаяся жизненных процессов {002}, но моя критика теории либидо касается не ее биологической направленности как таковой, а, скорее, ее весьма специфической биологической направленности – а именно ее механистического физиологизма, в котором коренится теория либидо Фрейда. Я подверг критике теорию либидо, а не общую биологическую направленность работ Фрейда. Наоборот, другой аспект биологической направленности Фрейда, его подчеркивание важности конституциональных факторов в структуре личности я не только поддерживаю теоретически, но и использую в своей клинической практике. На самом деле я принял эту направленность намного более серьезно, чем ортодоксальные психоаналитики, которые, формально признавая конституциональные факторы, на практике считают, что личность пациента обусловлена его ранним жизненным опытом в семейном контексте.

К своей механистической физиологической теории Фрейд пришел с неизбежностью – это было неотвратимо. Учитывая скудость данных в эндокринологии и нейрофизиологии того времени, когда Фрейд формулировал свои положения, не стоит удивляться тому, что ему пришлось сконструировать модель, основанную на концепции химического происхождения внутренних напряжений, которые становятся болезненными, и на концепции высвобождения накопленного сексуального напряжения – высвобождения, каковое сам Фрейд назвал «удовольствием». Допущение о патогенетической роли сексуального подавления было очевидным в свете его клинических наблюдений, так как большинство его больных принадлежали к среднему классу с викторианской моралью, которая понуждала их подавлять половые влечения. Господствовавшее влияние термодинамики также, вероятно, подействовало на мышление Фрейда, как об этом пишет Э. Эриксон.

Признавая, что при неврозах самую важную роль играют аспекты, отличные от аспектов, обычно называемых половым влечением, Фрейд расширил концепцию сексуальности, введя понятие «догенитальной сексуальности», допустив тем самым, что его теория либидо может объяснить происхождение энергии, управляющей любым страстным поведением, включая агрессивные и садистские побуждения. После двадцатых годов, в противовес {003} механистически-физиологической направленности теории либидо, Фрейд разработал более широкий биологический подход к концептуализации инстинктов стремления к жизни и смерти. Считая процесс жизни единым целым, он предположил, что два стремления – одно, направленное к жизни (то есть к усилению единения и цельности, названное Эросом), и второе, направленное к смерти и распаду (названное инстинктом смерти), – присущи каждой клетке живого организма. Справедливость этого допущения, возможно, является спорной, но эта новая концепция, несмотря на свою спекулятивность, предложила всеобъемлющую биологическую теорию, касающуюся человеческих страстей.

Исходя из биологической точки зрения, следует отметить, что ранняя теория Фрейда, несмотря на свою узость, была основана на допущении, что в природе живого организма заложено желание жить, в то время как в более глубокой биологической теории второй фазы Фрейд отбросил свою раннюю идею и предположил, что стремление к распаду является такой же полноправной частью человеческой природы, как и стремление к жизни и выживанию. Вместо гидравлической модели нарастающего напряжения и необходимости его уменьшить новым фундаментом мышления Фрейда стало представление о том, что природа живой субстанции зиждется на врожденной полярности жизни и смерти. Трагедия Фрейда заключается в том, что он – по многим причинам – так и не разъяснил базовое противоречие между ранней и поздней теориями и, мало того, даже не попытался их синтезировать в нечто единое.

Создавая параллель связи между некрофилией и анальным садизмом, я попытался вывести связь между элементом фрейдистской теории либидо и его концепцией об инстинкте смерти. Фрейд, продолжая придерживаться своей старой концепции о том, что либидо является мужским влечением, не желал делать почти очевидный шаг, чтобы связать Эрос с полярностью мужского и женского начала, но лишь ограничил концепцию Эроса общим принципом интеграции и единения.

Несмотря на то что биологический подход Фрейда не вызывает никаких сомнений, было бы неверно характеризовать работы Фрейда как противопоставляющие биологическое {004} социальному. Напротив, вопреки этой ложной дихотомии, Фрейд всегда был ориентирован на социальное в человеке. Он никогда не рассматривал человека как изолированное существо, отделенное от социального контекста; он отчетливо заявил об этом в книге «Групповая психология и анализ «Я»:

«Это верно, что индивидуальная психология занимается индивидуальным человеком и исследует способы, какими он пользуется для поиска удовлетворения своих инстинктивных побуждений; но лишь в редких и исключительных случаях индивидуальная психология оказывается в состоянии отказаться от рассмотрения отношения данного индивида к другим индивидам. В индивидуальную ментальную жизнь человека неизменно вовлекается кто-то еще – как образец, как объект, как помощник и как противник; и, таким образом, с самого начала индивидуальная психология, в этом расширенном, но оправданном смысле слова, является одновременно и психологией социальной (Freud 1921c, p. 69)».